Были разные системы образования. Я сам родом из Ташкента и еще застал старцев из местных жителей, которые помнили так называемые русско-туземные и просто туземные школы (в начале века слово «туземный» не имело обидного оттенка). Для желавших получить продвинутое мусульманское образование были медресе. У евреев были свои духовные школы — ешиботы и хедеры. Империи было чуждо стремление все унифицировать. Хотя и к дальнейшему дроблению жизни оно, естественно, не стремилось. Так что, например, государственные украинские школы оно создавать бы вряд ли стало. Частные, пожалуйста.
Эта сложная, уравновешенная и асимметричная система судопроизводства, образования и управления воспринималась как нечто естественное и должное. Административно империя делилась не только на губернии, но и на области, что тоже не случайно. Скажем, Уральская область — это потрясающе мало кто знает — была областью Уральского казачьего войска с управлением по военному образцу. Вообще-то всякая казачья территориальная единица управлялась по военному образцу, но здесь
Вообще казачество — абсолютно уникальное явление (еще раз повторю слова казачьего генерала Африкана Богаевского о сословии, служащем державе
Совокупность всех этих представлений — про казачество, про державшихся особняком старообрядцев, про народы, не подлежащие призыву в армию, про разные системы образования, самоуправления и подсудности, про мировые, общие и волостные суды (а также военные, духовные и коммерческие), про консистории разных вероисповеданий, про многочисленные сословные органы, про то, что Россия делится не только на губернии, но и на области, округа, генерал-губернаторства и наместничества, что в ее состав то ли входят, то ли не входят вассальные государства Бухара и Хива и протекторат с неясным статусом — Урянхайский край, а также Царство Польское и Великое княжество Финляндское, про все это разнообразие (которое, на самом деле, надо описывать очень долго) — в ясной или неясной форме присутствовала в сознании жителей Российской империи. Каждый знал, что даже в собственно России, не говоря уже об империи в целом, нет общей мерки для всякого места, что везде свои говоры, песни, приметы, орнаменты, промыслы, ремесла, способы охоты или засолки рыбы, и находил это естественным. И в самом деле, это был признак живой страны, в истории которой никогда не приходилось начинать жизнь с чистого листа. Правда, вскоре предстояло.
Раз уж об этом зашла речь, добавлю (пусть и выходя за рамки разбираемого вопроса), что властное устройство исторической России, при частой неодинаковости от места к месту, представляло собой достаточно разумную и, что важно, весьма экономную конструкцию. Никаких раздутых штатов ни в одном управленческом звене. Раздутые штаты — типично большевистское порождение. Они появились сразу после большевистского переворота, удивительно быстро. Самый яркий пример: в Москве к 1920 году остался 1 млн жителей (остальные разъехались от голодухи — в основном, по деревням, к родне), чуть ли не треть из них составляли несовершеннолетние, а из взрослых 231 тыс. человек состояли на «совслужбе» — четверть населения! Не на производстве, заметьте (в столице пролетарского государства!), а в бесконечных Главспичках, Главтабаках и еще 47 «главках»! Только «совбарышень», как тогда их называли, мигом стало сто тысяч. Вот когда люди «почувствовали разницу». Ведь это совершенно другое отношение к работе. Большего обвала трудовой этики всего за какие-то три года невозможно себе представить.
Но вернемся в 1914 год.
Интересная вещь: уверенность в незыблемости вытекала не из ощущения страны-монолита, ибо такого ощущения, повторяю, не было, а из чего-то другого. Скажем, как человек того времени видел Туркестан? Как территорию, присоединенную в 1865-м, менее полувека назад. И то не полностью: Туркестан разрезался от Памира до Аральского моря вассальными государствами! Бухара и Хива, входившими в политическую и таможенную границу России, но самостоятельными во внутренних делах. Да и остальная Средняя Азия еще не очень воспринималась как органичная составляющая России.