Напомню, что главными обвиняемыми на Нюрнбергском процессе были присутствовавшие на нём и приговорённые к смертной казни Геринг, Риббентроп, Кейтель, Кальтенбруннер, Розенберг, Франк, Фрик, Штрейхер, Заукель, Йодль, Зейсс-Инкварт, а также отсутствовавший на процессе и приговорённый к казни заочно Борман.
Гесс, Функ и Редер были приговорены к пожизненному заключению, Ширах и Шпеер — к 20 годам, Нейрат — к 15, Дёниц — к 10 годам тюрьмы. Лей покончил самоубийством, дело разбитого параличом Круппа было приостановлено, Фриче, Папен и Шахт были оправданы.
То есть на скамье подсудимых побывала вся наличная «головка» Рейха, включая считавшегося «в бегах» Бормана, «сидевшего» на этой скамье символически. Но тогда логично было бы судить заочно и Гитлера, если бы он тоже числился
Гитлер возглавлял Рейх, он должен был возглавить и список главных военных преступников.
Но, как видим, не возглавил.
Судя по всему вышеизложенному, Сталин поделился-таки имеющейся информацией с компетентными западными кругами, но поделился не в официальном, а в «рабочем» порядке, не считая нужным подыгрывать падкой до сенсаций западной публике и той западной журналистской братии, которая, учуяв «жареное», теряла всякое достоинство и в поисках «клубнички» лезла на столы, под столы и чуть ли не в трусы.
Вся эта шушера уважения не заслуживала, и Сталин не мог не относиться к ней с глубочайшим презрением. Так зачем тогда, спрашивается, Советскому Союзу надо было потрафлять склонности кое-кого на Западе к нездоровым «сенсациям»? Тем более, что особого-то секрета судьба Гитлера не представляла. Мы, по признанию самого Черчилля, сообщили о ней Черчиллю прямо на месте событий. В реальном масштабе времени.
А то, что не стали об этом «звонить» на весь свет?
Ну, в то время у советских была собственная гордость, и вряд ли надо было уделять много внимания такому мелкому — к тому времени — вопросу.
В СССР ведь за сенсациями не гнались.
В СССР их предпочитали создавать: выстояв в 1941-м и 1942-м, единолично взяв Берлин в 1945-м, в считаные годы восстановив разрушенную страну, взорвав первую атомную бомбу в 1949-м и водородную — в 1953-м, запустив в 1957 году первый в мире искусственный спутник Земли и первого в мире космонавта в 1961-м…
Вот почему без лишнего шума, без репортёрских блицев и без сенсационных шапок в газетах оперативная группа КГБ СССР 4 и 5 апреля 1970 года провела в районе города Магдебург мероприятие «Архив».
В соответствии с планом мероприятия, утверждённым в Москве 26 марта 1970 года, на территории военного городка на улице Клаузенерштрассе (бывшая Вестендштрассе) возле дома № 36 в ночь с 3 на 4 апреля было произведено «вскрытие захоронения останков военных преступников».
До утра 5 апреля 1970 года ящик с останками находился под охраной оперативных работников, а утром останки были уничтожены.
В рукописном акте, подписанном начальником Особого отдела КГБ воинской части полевая почта 92 626 полковником Коваленко, было сказано:
«Уничтожение останков произведено путём их сожжения на костре на пустыре в районе г. Шенебек в 11 км от Магдебурга.
Останки перегорели, вместе с углем истолчены в пепел, собраны и выброшены в реку Бидериц, о чём и составлен настоящий акт».
Так была поставлена последняя точка в истории, которая началась 30 апреля 1945 года в подземном бункере имперской канцелярии концом жизни фюрера.
Был ли Гитлер антибольшевиком 29 апреля 1945 года?
На первый взгляд, такой вопрос может заставить читателя задуматься — а в своём ли уме уважаемый автор? И, тем не менее, сегодня — через десятилетия наслоений лжи — вопросом, вынесенным в заголовок раздела, стоит задаться.
Впрочем, пусть читатель судит сам.
В 1964 году Издательство политической литературы (Политиздат) выпустило небольшую книгу Льва Безыменского «По следам Мартина Бормана», где были и такие строки: «В первые послевоенные годы во всех странах мира думали и гадали: существует ли завещание Гитлера? Сначала ответ на этот вопрос был неясен. Теперь положение стало более чем ясным. Да, завещание есть, вдобавок их несколько…»
У Льва Безыменского неопределённое числительное «несколько» почему-то становится синонимом точного числительного «два», поскольку далее Безыменский сам же сообщает о наличии всего двух завещаний Гитлера — личном и политическом.
Вот о втором документе мы сейчас и поговорим. Безыменский безосновательно называет его «бездарным и фанфаронским» и утверждает, что «из «завещания» мир должен был узнать, что, оказывается, Гитлер войны не хотел, что он пал «жертвой международного еврейства» и «большевиков»…»
Однако последнее утверждение — не более чем ложь!