Возражать русским по существу в 1945 году было сложно. И не потому, что они стояли в центре Европы, а потому, что они были правы.
А при этом, конечно, ещё и мощны.
Вернёмся к заявлению Идена на Мальте. Изучив его, мы поймём, что Иден и вообще союзническое руководство внутренне, «про себя», понимали,
Я уже писал, что когда Черчилль 6 февраля 1945 года заявил в Ливадийском дворце, что «вопрос о Польше для британского правительства является вопросом чести», Сталин тут же согласился с этим, но прибавил, что «для русских вопрос о Польше является не только вопросом чести, но также и вопросом безопасности».
Что могли возразить на эти суровые и точные слова записной парламентский болтун Черчилль или его министр иностранных дел Иден, умеющий назвать лопату «предметом, хорошо всем нам известным по работе в саду»?
Для СССР вопрос о Польше действительно был вопросом прежде всего
А для Англии он не был даже вопросом чести — какая там честь! Для Англии «польский» вопрос был вопросом
А Балканы — давняя вотчина англичан, где они конкурировали с немцами, в 1945 году разбитыми и выведенными из игры как конкуренты?
А Венгрия?
А Румыния?
Возврат их в сферу англосаксонского влияния был для Англии и США вопросом выгоды.
Переход же их в советскую сферу влияния был для СССР вопросом не только — да! — выгоды, но и вопросом внешней безопасности.
Мог ли кто-то
Не говоря уже о Польше — вечной русской головной боли по причине поведения исключительно самих поляков, готовых перед Второй мировой войной «дружить» с кем угодно, лишь бы — против России!
Интересный факт! Уже известный читателю автор книги «Сэр Антони Иден» Алан Кэмпбелл-Джонсон сообщает, что на обеде 15 марта 1943 года Идена с Рузвельтом Гарри Гопкинс сделал показательную запись. Гопкинс отметил, что Иден тогда «дважды высказывался в том смысле, что русские не хотят брать на себя по окончании войны слишком большие обязательства в Европе», и что Сталин «захочет, чтобы на континенте остались значительные контингенты английских и американских войск».
Иден говорил сущую правду — все действия Сталина по обеспечению решающего влияния СССР в той или иной европейской стране определялись весом и влиянием
Двинемся дальше…
Я уже не раз писал об Арденнском синдроме политики союзников и опять вернусь к нему — очень уж наглядно здесь проявляется лживость мифа о якобы желании Сталина «завоевать» всю Европу и подчинить-де её сталинскому сапогу.
Вспомним об Арденнском наступлении немцев и его злополучной связи с ускорением нашего наступления в Польше. Если бы Сталин хотел всё «завоевать» сам, стал бы он выручать союзников в критической ситуации? Ведь Сталин мог бы и отказаться от помощи тогда — по примеру неоднократно поступавших так с ним англосаксов.
Да, война, скорее всего, продлилась бы на несколько месяцев дольше, лилась бы лишняя кровь. Но что — по уверениям творцов грязных мифов — была для «людоеда» Сталина людская кровь. Он ведь её — по уверениям мифотворцев «живой истории» — пил вместо лимонада.
Усложнив положение союзников отказом форсировать сроки советского наступления 1945 года, Сталин мог бы получить шанс на более сильное послевоенное влияние в Европе.
К слову, может быть, потери наши и не увеличились бы в результате, а даже оказались бы меньшими.
Однако в отличие от бриттов и янки Сталин не стремился к диктату в Европе. К тому же Сталин исходил из того, что богатства и мощь национальных государств должны принадлежать тем народам, которые эти государства создали, а не тем, кто эти государства подчиняет себе хитростью и долларом, а потом обирает их. Это была государственная мораль, полностью противоположная буржуазной «государственной» «морали».
Автор предпринятого по «горячим следам» «стратегического и тактического обзора» Второй мировой войны генерал-майор Джон Фредерик Чарлз Фуллер, имея в виду Арденнский удар немцев и их последующее сопротивление на западе в 1945 году, сетовал в 1948 году: