Мифы о 1945 годе

Однако Рузвельт 4 февраля 1945 года — возможно, от радости, что русские и дальше будут отвлекать основные силы немцев на себя, — выкинул такой словесный «вольт», что диву даёшься, как можно было быть таким то ли наивным, то ли бесстыдным. Он заявил, что Тегеранская конференция происходила-де перед его переизбранием, и было-де «ещё неизвестно, будет ли американский народ на его, Рузвельта, стороне». Поэтому, мол, «было трудно составить общие военные планы».

Очень занятное признание!

Ведь из слов Рузвельта логично вытекал любопытный вывод: если бы американский народ оказался не на стороне Рузвельта и не переизбрал бы его, то Америка вообще могла бы оставить Европу наедине с Гитлером, предоставив России честь одной громить Германию.

Не так ли?

И это признание американского президента освещает историю «освобождения» Европы американцами ещё с одной, неожиданной, но реально имевшей место быть стороны.

Кто кого проверял в Потсдаме?

Начиная с этого раздела, я буду время от времени касаться также «атомных» дел 1945 года. Ведь этот год стал не только годом Победы над гитлеровской Германией и милитаристской Японией, но и годом прихода в мир Бомбы.

«Атомная» история 1945 года полна мифами ещё более, чем его история чисто военная. Так, до сих пор устойчив «атомный» миф о том, что значение Атомной проблемы Сталин якобы не понял даже после того, как его на Берлинской (Потсдамской) конференции 1945 года «просветил» на этот счёт президент США Трумэн.

Творцом мифа стал, пожалуй, Черчилль, описавший этот случай в своих мемуарах о войне. С другой стороны, этот миф смог укрепиться потому, что основные документы начальной истории советского Атомного проекта были опубликованы лишь после 1991 года, а в СССР они так и не стали достоянием гласности. Не отвлекаясь на вопрос, почему было так, скажу, что к восьмидесятым уж, во всяком случае годам многое из того, что стало известно к концу XX века, можно и нужно было решительно рассекретить и сделать частью общей истории страны.

А теперь перенесёмся в Потсдам, в лето 1945 года — в те дни, когда английскую делегацию возглавлял ещё Черчилль.

16 июля 1945 года на полигоне в Аламогордо (штат Нью-Мексико) был успешно осуществлён первый в истории мира атомный взрыв мощностью в 21 тысячу тонн тротилового эквивалента.

Президент Трумэн, находившийся в Потсдаме, был немедленно извещён об этом и осведомил Черчилля — англичане активно работали в американском «Манхэттенском проекте» Бомбы.

И сразу же перед Трумэном и Черчиллем встал вопрос — сообщать ли о новом оружии Сталину? И если сообщать, то как — устно или письменно, на официальном совещании или в ходе одной из бесед после совещания?

Решено было сделать так… 24 июля 1945 года, после окончания пленарного заседания, когда все поднялись со своих мест и стояли вокруг стола по два-три человека, Трумэн подошёл к Сталину, и они начали разговаривать одни. Черчилль с расстояния примерно четырёх метров внимательно наблюдал за тем, какое впечатление произведёт на Сталина сообщение президента.

Позднее Черчилль с апломбом написал:

«…я был уверен, что он не представляет всего значения того, о чём ему рассказали. Совершенно очевидно, что в его тяжёлых трудах и заботах атомной бомбе не было места. Если бы он имел хоть малейшее представление о той революции в международных делах, которая совершалась, то это сразу было бы заметно. Ничто не помешало бы ему сказать: «Благодарю за то, что вы сообщили мне о новой бомбе. Я не обладаю нужными знаниями, но не могу ли я направить своего эксперта по ядерной науке к вашему эксперту?» Но на его лице сохранилось весёлое и благодушное выражение…»

В конечном счёте человек судит по себе…Черчилль не умел владеть собой — он с младых ногтей был, что называется, «барчуком», который вырос в барина, напускной демократизм которого мог обмануть лишь электоральную «скотинку», да и то не всегда. Сталин же собой владел абсолютно. Поэтому отсутствие его реакции на ошеломляющее сообщение Трумэна было расценено обоими англосаксами как непонимание.

Черчилль вспоминал: