Антоний был словно околдован египтянкой. Он забыл о делах, забыл о своих обязанностях, о грядущей войне с Парфией — он думал только о ней и делал ей неслыханные подарки, отдавая целые области. Рассказывали, что он подарил ей пергамские книгохранилища с двумястами тысячами свитков; исполняя условия какого-то проигранного им спора, он на пиру, на глазах у многих гостей, поднялся с места и растирал ей ноги; он ни словом не возразил, когда его подданные эфесцы в его присутствии величали ее госпожою и владычицей. Неоднократно, разбирая дела тетрархов и царей, он принимал ониксовые и хрустальные таблички с ее любовными посланиями и тут же, на судейском возвышении, их прочитывал. Завидев носилки Клеопатры, он мог, не дослушав оратора, вскочить с места и отправиться провожать царицу.
Клеопатра родила от него близнецов: мальчика он назвал Александром, девочку Клеопатрой и сыну дал прозвище Гелиос — «Солнце», а дочери — Селена, «Луна».
Октавия делала попытки наладить отношения с мужем, писала ему и даже поехала в Египет, везя с собой одежду для солдат, много вьючного скота, деньги, подарки; кроме того, с нею вместе прибыли две тысячи отборных воинов в великолепном вооружении. Но до Александрии она не доехала: Клеопатра не разрешила.
Плутарх:
«Чувствуя, что Октавия вступает с нею в борьбу, Клеопатра испугалась, как бы эта женщина, с достойною скромностью собственного нрава и могуществом Цезаря соединившая теперь твердое намерение во всем угождать мужу, не сделалась совершенно неодолимою и окончательно не подчинила Антония своей воле. Поэтому она прикидывается без памяти в него влюбленной и, чтобы истощить себя, почти ничего не ест. Когда Антоний входит, глаза ее загораются, он выходит — и взор царицы темнеет, затуманивается. Она прилагает все усилия к тому, чтобы он почаще видел ее плачущей, но тут же утирает, прячет свои слезы, словно бы желая скрыть их от Антония».
Придворные льстецы горячо сочувствовали египтянке и бранили Антония, твердя ему, что он жестокий и бесчувственный, что он губит женщину, которая лишь им одним и живет, предпочитая ей Октавию, которая сочеталась с ним браком только лишь по политическим соображениям. Антоний, слушая все это, позволил себя одурачить и даже не встретился с Октавией, ожидавшей его в Афинах. Благородная женщина снесла обиду безропотно и в ответном письме лишь спросила, куда ей следует отправить войска и подарки. Рассказывали, что ей очень хотелось увидеть египетскую царицу, чтобы понять, чем она приворожила ее мужа. Ведь все, кто видел обеих женщин, утверждали, что Клеопатра нисколько не красивее и не моложе Октавии.
Когда Октавия вернулась из Афин, ее брат Октавиан, считая, что ей нанесено тяжкое оскорбление, предложил сестре поселиться отдельно, в собственном доме. Но Октавия отказалась покинуть дом мужа и просила брата, если только он не решил начать войну с Антонием из-за чего-либо иного, не принимать в рассуждение причиненную ей обиду. Она не желала, чтобы пошли слухи, что два правителя ввергают римлян в бедствия междоусобной войны: один — из любви к женщине, другой — из оскорбленного самолюбия.
И лишь когда по наущению Клеопатры Антоний сам приказал Октавии покинуть его дом, она ушла, «ведя за собою всех детей Антония… плача и кляня судьбу за то, что и ее будут числить среди виновников грядущей войны».
С этого момента обе стороны принялись готовиться к войне. Цезарь Октавиан был вынужден существенно повысить налоги, чем многие были недовольны. Но и у Антония были проблемы: он него к Цезарю бежали многие прежние сторонники, оскорбленные Клеопатрой.
Война началась. Нельзя сказать, что перевес был на стороне Цезаря. У Антония было сто тысяч пехоты и двенадцать тысяч конницы — а это немало! Но он обязательно хотел решить войну в морском сражении, и это несмотря на то, что на его судах не хватало людей. Но, даже несмотря на это, он имел все шансы выиграть сражение. Однако сам Октавиан к тому времени открыто заявлял, что Антоний не в своем уме. Он-де отравлен ядовитыми зельями и уже не владеет ни чувствами, ни рассудком, и что войну поведут евнух Мардион да рабыни Клеопатры Ирада и Хармиона — вот кто вершит важнейшими делами правления. Дальнейшие события показали, что, вполне возможно, Октавиан был прав: в разгар битвы корабли Клеопатры внезапно обратились в бегство.
Плутарх:
«Битва сделалась всеобщей, однако исход ее еще далеко не определился, как вдруг, у всех на виду, шестьдесят кораблей Клеопатры подняли паруса к отплытию и обратились в бегство, прокладывая себе путь сквозь гущу сражающихся, а так как они были размещены позади больших судов, то теперь, прорываясь через их строй, сеяли смятение. А враги только дивились, видя, как они, с попутным ветром, уходят к Пелопоннесу».
Причины этого внезапного отступления до сих пор не объяснены. Возможно, что оказавшись в гуще битвы, женщина просто испугалась. Но некоторые предполагают, что за спиной Антония египтянка вела переговоры с Октавианом и намеренно погубила своего любовника: без ее поддержки шансов у него почти не было.