Мифы мегаполиса

Но можно представить, что где-то на пересечении времени и пространства, яви и сна существует точка, в которой Хаста и Марина являются одним человеком…

7

Я совсем перестала видеть сны, даже если урывками удается уснуть. Страна моих снов, ты не можешь быть ни раем, ни адом, куда попадет моя душа. Но ни раем, ни адом не считала я эту жизнь, а сейчас…

Мы встретились на Бычьем рынке. Мы считали удачей, что они застигли нас именно здесь, потому что именно на Бычьем рынке мы когда-то устроили роскошный костер из долговых расписок, и все здешние жители обещали нам помощь и поддержку. Но при появлении солдат они все попрятались по домам. Но это не спасло их, потому что в конце концов солдаты кинулись по домам грабить. Только поэтому нам и удалось уйти.

Короед убит, Мэрта убита. Ингер, Схолар, Ауд, Снорри — сколько народу полегло, Боже мой! А остальные схвачены или ранены. Нас восемь, и мы уходим. У Вестейна сломана рука. И Тейт что-то стал заговариваться. Но он хотя бы не ранен…разве что старая рана воспалилась. И еще Кривой, Пескарь и Маккавей. И Принц. Он тоже уцелел.

Мы уходим к Песчаной косе. Там всегда принимали нас после того, как мы выжили из тех мест шайку Беззубого. Ждем только Пескаря. Его, как обычно, послали посмотреть, чиста ли дорога.

— Идут, — шепчет он. — Десятка два. Пешие. Латники.

Мы встаем. Кьяр подходит к Маккавею.

— Симон, — говорит он. — Уходи.

— Да ты что! — Маккавей кричит, откуда только силы берутся. — Я с вами! До самого конца!

Я молчала несколько дней. Но сейчас я говорю. Потому что я всегда знаю, что хочет сказать Кьяр.

— Маккавей. Подумай, что будет с общиной, если тебя найдут с нами, живого или мертвого. Ты знаешь, что все припишут им. И тогда…

Маккавей уходит, плача. Я знаю, что никогда его больше не увижу. Потому что прорваться нам — чистое безумие.

Не только потому, что нас мало. Ни у кого у нас нет брони, только кожаные куртки, оббитые бронзовыми бляхами — у Тейта и Кьяра. И оружие… Кьяр всех нас научил стрелять, даже меня, но если завяжется рукопашная, арбалеты нам не помогут. Еще ножи, дубинки, топор у Вестейна, мечи у Кьяра и Принца. Кьяр хорошо владеет любым оружием, выучился, еще когда служил в дружине у своего барона. Того, которого он потом убил. А как Принц управляется с мечом — не знаю, не видела. От меня тоже толку мало. Я почти не принимала участия в стычках — Кьяр этого не допускал. И теперь в бою я буду скорее мешать, чем помогать.

Но мы идем навстречу латникам. И прорываемся. Без Вестейна, без Кривого и без Пескаря.

К вечеру я обнаруживаю на обходной тропе еще одну заставу. И мы уходим в чащу. Есть еще тропа, мы знаем их все. Но они тоже знают, как выяснилось.

При закатном свете на тропе видна черная фигурка, изо всех сил машущая руками. Принц прицеливается. Кьяр удерживает его руку. Это отец Дамиан.

Мечта отца Дамиана исполнилась. Не совсем так, как он хотел, но все же… Мы, грешники, нашли защиту у святой церкви. Почти под ее сводами. Церквушка маленькая, деревянная, поставленная на месте разрушенной, а от старой, сгоревшей еще во времена Черной Смерти, сохранилось подземелье. Попасть в него можно только из церкви. Маленькая дверь за алтарем, потом земляной ход, потом кирпичи, и снова дверь, запирающаяся изнутри на засов (та, что в церкви — на замок) — и это подземелье. Бог знает, что здесь раньше было, может, хоронили кого, может, тоже прятались. Здесь темно и сыро.

— Холодно, — говорит Принц.

— Ничего, перетерпим, — отвечает Тейт. По-моему, на холоде ему стало лучше. Лихорадка улеглась.

Два дня (или две ночи — темно, не разобрать) отец Дамиан приносит нам еду и огарки свечей. Свечи церковные, восковые, наверное, это кощунство — отдавать такие, но не нам его попрекать. На третий его нет. Мы ждем, долго ждем, не знаю, сколько, кажется вечность. Кьяр отправляет Принца на разведку. Тому удается добраться до алтарной двери. Он ничего не видел, но слышал в церкви голоса солдат. Отца Дамиана нет.

— Значит, они его забрали, — говорит Кьяр. — Сам он нас не выдаст, но если его будут пытать…

— Они не станут пытать священника, — говорит Принц. — Это против всех законов.

— Схватить священника без разрешения епископа тоже нельзя. По закону. И кому это когда мешало?

— Но право убежища…

Глаза Тейта блестят в темноте.

— Не пожалели священника, не пощадят и церковь. Что им право убежища! Подожгут и выкурят нас, как лис из норы. — Он хрипло смеется. Все же он болен.

Принц глядит на нас с ужасом. Его колотит.

— Я не хочу гореть! — кричит он так, что может быть слышно снаружи. — Я не хочу гореть!

— Заткнись! — Тейт бьет его в поддых. — И чему здесь гореть — камни кругом! Задохнемся — и все. А может, еще и обойдется. Кьяр! Может, они побоятся пытать священника? За это их самих на костер могут отправить.

Может, еще и обойдется. Но мы устанавливаем порядок стражи. Один сторожит, другие валяются, скорчившись на каменном полу, голодные, грязные, продрогшие. Как ни странно, спят. Но это похоже на смерть.