Мифы Ктулху

Однако затишье, последовавшее за огромным наплывом претендентов отбить пояс у обладателя титула, затянулось, бои устраивались очень редко. Народ требовал новых битв за титул чемпиона, спортивные писаки раздували скандалы и обвиняли Туза в трусости, антрепренеры предлагали неслыханные гонорары, и в конце концов я все-таки подписался на пятнадцатираундовый поединок между Живодером Гомесом и Тузом Йесселом.

В тот день в тренировочном зале я обернулся к Тузу:

— Туз, как думаешь, сможешь его побить?

— Миста Джон, — ответил Туз, посмотрев мне в глаза серьезно. — Я-то сделаю все что смогу, но шибко боюсь, что не справлюсь. Этот мужик — он же не человек!

Плохи дела — боец уже наполовину сражен, если выходит на ринг с таким настроем.

Чуть позже я зашел к Тузу, желая подбодрить его, и застыл в дверном проеме, безмерно удивленный. Я слышал, как он говорит что-то тихим голосом, и был уверен, что с ним в комнате кто-то из угловых или спарринг-партнеров, — но оказалось, что он там один. Негр стоял перед своим фетишем — портретом Тома Молинау.

— Миста Том, — говорил он робко. — Я еще не встречал человека, который мог бы сбить меня с ног, но, кажется, этот — может. Мне будет очень нужна помощь, миста Том.

Я почувствовал себя так, словно нарушаю какой-то религиозный ритуал. Не будь так очевидна бездна искренности Туза, я бы счел его занятие попросту глупым. Но для Туза Том Молинау был фигурой даже более важной, чем какой-нибудь святой.

Молча стоял я в дверях, наблюдая за этим странным зрелищем. Неизвестный автор необычайно искусно выписал Молинау на своей картине. Невысокая черная фигура очень четко выделялась на пожухшем холсте. Одетый в боксерский комбинезон тех времен, он казался олицетворением давно ушедших дней; могучие ноги широко расставлены, жилистые руки подняты высоко, кулаки крепко сжаты — именно так Молинау выглядел сто лет назад, во время своего боя с англичанином Томом Криббом.

Туз Йессел стоял перед нарисованной фигурой, его голова склонилась на могучую грудь, словно он прислушивался к какому-то тихому шепоту в своей душе. И пока я на это смотрел, необычная мысль пришла мне в голову — воспоминание о древнем суеверии.

Понимаете, по словам адептов оккультных наук, статуи и портреты обладают силой, способной притягивать обратно из вечной пустоты души умерших. Мне стало любопытно, а не слыхал ли Туз об этих суевериях и не пытается ли призвать дух своего идола из мира мертвых, чтобы тот смог помочь ему и дать совет. Я пожал плечами, отгоняя эту нелепую мысль, отвернулся — но напоследок еще раз украдкой взглянул на картину, перед которой застыл Туз, напоминая огромную статую из черного базальта. Странное видение посетило меня: холст будто покрылся легкой рябью, как озерная гладь, по которой пронесся слабый ветерок…

В день боя я сильно нервничал, наблюдая за Тузом. Мне было страшно как никогда из-за того, что я допустил ошибку, позволив обстоятельствам вынудить моего парня выйти на ринг против Гомеса. Несмотря на это, я поддерживал Туза как только мог и был готов сделать все на свете, чтобы помочь ему победить в этой схватке.

Огромная толпа аплодисментами приветствовала Туза, когда он взошел на ринг; снова зааплодировала, но уже не так охотно, когда явился Гомес. Они чудным образом между собой контрастировали, эти два негра — одного цвета кожи, но такие разные во всех прочих отношениях! Туз был высок, строен и гибок, обладал длинными и гладкими мускулами, ясными глазами и высоким лбом. В сравнении с ним Гомес казался приземистым, и это несмотря на то, что было в нем шесть футов с лишним[11]. Мышцы Йессела казались толстыми канатами — у него же они были вздутыми и узловатыми. Его икры, бедра, руки и плечи состояли из огромных комков хаотичной мускульной ткани. Его маленькая круглая голова сидела меж громадных плеч, а лоб был настолько низок, что курчавые волосы словно бы росли прямо над маленькими, налитыми кровью глазами. На груди его торчали густые заросли спутанных черных волос.

Он нагло ухмылялся, колотил себя в грудь и сгибал могучие руки с дикарской самоуверенностью. Туз в своем углу широко улыбался толпе, однако его колени дрожали, а смуглое лицо залила пепельная бледность.

И вот прошла пора стандартных формальностей: рефери озвучил правила, объявил вес бойцов — 230 фунтов у Туза, 248 у Гомеса. А потом в огромном зале потухли все лампы, кроме тех, что горели над рингом, где два черных гиганта стояли напротив друг друга, — так, как если бы никого, кроме них, не существовало во всем белом свете.

Ударили в гонг, и Гомес вышел из своего угла, издав оглушительный рев, полный нескрываемой кровожадности. Туз, хоть он и был как пить дать перепуган, бросился ему навстречу со смелостью пещерного человека, атакующего гориллу.

Они встретились лицом к лицу в центре ринга.