Мифы Ктулху

Мусульманские и христианские критики езидизма часто ассоциируют Мелек Таоса с Иблисом, падшим ангелом. Именно из-за этого езидов причисляли к поклонникам «злого духа» (по-русски езидов даже нередко называли «чертопоклонниками»). В свою очередь, русский археолог и востоковед Н. И. Веселовский отмечал, что «новейшие исследователи секты решительным образом отвергают обоготворение ею дьявола», ссылаясь на то, что «функциональный аналог» Мелек Таоса — скорее всего, архангел Гавриил, у которого также имеется титул «райский павлин».

Рассказ Говарда представляет самую классическую интерпретацию езидского божества как христианского дьявола, способного в обмен на бессмертную душу обеспечить телу дьяволопоклонника долголетие.

Касание смерти

В полночный час всем нашим миром правит тьма,
Угрюмых призраков в ночи бредет орда.
В тот темный час, Господь, уйми тот интерес,
Какой к живому проявить охоч мертвец.

Старый Адам Фаррел лежал мертвый в доме, где он жил один последние двадцать лет. Молчаливый, грубый отшельник, в своей жизни он не знал друзей, и только двое мужчин наблюдали за его уходом.

Доктор Штайн встал и посмотрел в окно на сгущающиеся сумерки.

— Значит, думаешь, что сможешь провести здесь ночь? — спросил он своего спутника.

Спутник, которого звали Фальред, подтвердил это.

— Да, конечно. Полагаю, мне это по силам.

— Довольно бесполезный и примитивный обычай — сиживать в компании мертвеца, — прокомментировал доктор, собираясь уходить. — Но, думаю, из соображений приличия нам придется подчиниться заведенному порядку. Может, я смогу найти кого-нибудь, кто придет сюда и поможет тебе с твоим бдением.

Фальред пожал плечами.

— Что-то сомневаюсь. Фаррела не любили, с ним вообще мало кто знался. Да и сам-то я был едва знаком с этим человеком… но с его трупом я, в принципе, не прочь побыть.

Доктор Штайн снимал резиновые перчатки, и Фальред наблюдал за этим процессом с интересом, почти граничащим с восхищением. Легкая непроизвольная дрожь сотрясла его при воспоминании о прикосновении к этим перчаткам, таким скользким, стылым, липким. Каким-то таким, верно, и должно быть касание самой смерти.

— Тебе будет довольно одиноко этим вечером, если я никого не найду, — пробормотал доктор, открывая дверь, и добавил, повысив голос: — Ты ведь не суеверен, мой мальчик?

Фальред рассмеялся.

— Уж кто-кто, но точно не я. Говорю же: исходя из того, что мне известно о характере этого Фаррела, — охотнее посижу с его трупом, чем гостил бы у него, будь он живым.

Доктор рассеянно кивнул и вышел; дверь за ним закрылась, объявляя старт дежурству Фальреда. Усевшись в единственное кресло, которым могла похвастаться комната, Фальред бросил мимоходом взгляд на тело, потерявшее четкие очертания под укрывавшей его простыней, — оно лежало на кровати, прямо напротив. Пожав плечами, он придвинул поближе лампу под абажуром, стоявшую на грубо вытесанном столе, и начал читать.

Снаружи быстро сгущалась тьма, и наконец Фальред отложил журнал, чтобы дать отдых глазам. Он снова посмотрел на обезличенную вещь, бывшую еще недавно Адамом Фаррелом, и задумался о том, какая причуда человеческой природы делает образ мертвого тела не только неприятным, но еще и пугающим для столь многих людей. «Безмозглое невежество, находящее в мертвых телах напоминание о грядущей смерти», — лениво решил он для себя и пустился в столь же ленные размышления о том, что довелось пережить этому мрачному и раздражительному старику, у которого не было ни родственников, ни друзей, редко покидавшему дом, в котором он и умер. Вспомнились рассказы о богатстве, накопленном скупцами, но Фальред питал к этому так мало интереса, что у него не возникло искушения пошарить по дому покойника в поисках возможных припрятанных ценностей.

Он снова погрузился в чтение. Задача оказалась более скучной, чем он предполагал. Через некоторое время он осознал, что каждый раз, когда отрывает взгляд от журнала и смотрит на кровать с ее мрачным обитателем, он невольно вздрагивает, как будто за мгновение перед тем забыл о присутствии мертвеца и теперь неприятно удивляется, когда тот попадается ему на глаза. Осознав свой испуг, Фальред разозлился на себя. Он впервые обратил внимание на абсолютную, мертвящую тишину, окутавшую дом; такая же тишина, по-видимому, царила и снаружи, потому что через окно не доносилось ни звука. Адам Фаррел поселился как можно дальше от своих соседей, и в пределах слышимости не было никакого людского жилища.