Мифы Ктулху

И еще не осознав это, Блейк обернулся лицом к камню, отдаваясь чарам его, пробудившим в мозгу его целое представление. Он видел процессии… плащи с капюшонами скрывали нечеловеческое обличье идущих… и бесконечные просторы пустыни, из которой к небу вздымались тесаные монолиты. Он видел стены и башни в ночных глубинах морей, вихри пространства, где клочья темного тумана неслись от холодного и мерцающего пурпурного огня. И за всем этим обманутым глазом видел он лишь безграничную тьму, где жесткие и обретающие жестокость силуэты проявлялись лишь в поднятых ими дуновениях, а призрачные силы придавали очертания хаосу и скрывали ключ ко всем парадоксам и скрытым арканам.

Но все очарование вдруг истребил гложущий, невесть откуда взявшийся панический страх. Блейк задохнулся и отвернулся от камня, ощутив возле себя нечто бесформенное, со страшной сосредоточенностью разглядывающее его так, словно он запутался в чем-то неведомом. Нечто глядело на Блейка и было способно видеть его неким чувством, ничего общего не имеющим со зрением. И вдруг башня эта стала пугать его – да и неудивительно, учитывая найденные им скорбные останки. Начинало темнеть, и, поскольку у Блейка с собой не было фонаря и нечем было его заменить, уже пора было уходить.

И тут, посреди сгущающейся тьмы, как ему показалось, внутри безумных граней камня что-то блеснуло. Блейк попытался отвернуться, но некое притяжение не позволило ему это сделать. Неужели камень обладал слабой радиоактивностью и светился, или же это и есть то самое, что в записках мертвеца называлось «Сверкающим Трапециоэдром»? Что еще может скрываться в этом заброшенном логове космического зла? Что творилось здесь прежде, что может таиться в тенях, которых избегают птицы? Словно бы легкое прикосновение… Чье? Блейк схватил крышку давно уже открытой шкатулки и захлопнул ее. Петли, изготовленные в иных мирах, легко поддались прикосновению, и крышка укрыла камень, теперь уже несомненно светившийся.

И легкий стук этот словно пробудил нечто… Тихое журчание, казалось, исходило из вязкой тьмы шпиля, от которой его отгораживала лишь дверца в потолке. Крысы, конечно же крысы – только теперь живые существа обнаружили свое присутствие в этой проклятой башне… Однако легкое шевеление это повергло Блейка в такую панику, что он бросился вниз по винтовой лестнице, в мертвый неф, в подземелье под тяжелыми сводами… а там по пропыленной площади, по истекающим ужасом улицам вниз по Федерал-хилл к здравомыслящим улицам центра, к домашним кирпичным тротуарам университетского района.

В последующие дни Блейк никому не рассказывал о своей экспедиции. Напротив, он принялся за чтение известных книг, перелистывая в библиотеке подшивки газет за прежние времена, и лихорадочно трудился над криптограммой из переплетенной в кожу книжицы, найденной им в заросшей паутиной ризнице. Скоро он понял, что шифр не из простых, а после долгих трудов убедился, что текст написан не на английском, латинском, греческом, французском, испанском, итальянском или немецком. Итак, ему предстояло обратиться к глубинам странной своей эрудиции. По-прежнему каждый вечер приходило желание поглядеть на закат; как прежде, взирал он на ощетинившийся крышами холм, на гребне которого далеким и сказочным видением чернела башня храма. Но теперь зрелище это несло в себе новый ужас. Он знал, какое мерзкое знание таится в ней, – и воображение отказывалось подчиняться рассудку. Весенние птицы летели домой, и, замечая их пролет на закате, он ощущал, или это казалось ему, – что башню они стараются облететь по возможности дальше. Если оказывалось, что стая летела на башню, прямо перед ней птицы начинали метаться – так полагал он, не имея возможности убедиться, действительно ли они рассеялись.

В июне наконец дневник Блейка известил о победе над криптограммой. Текст, как оказалось, писался на языке акло, к которому прибегают известные культы, злые и древние… Блейку он был знаком, так сказать, мимоходом, по прежним его занятиям. Относительно прочтенного им дневник ограничивается уклончивыми фразами. Однако ясно, что результаты дешифровки потрясли Блейка и повергли в ужас. Он упомянул только обитающего во мраке, что пробуждается, если глядеть в Сверкающий Трапециоэдр, оставив еще совершенно лишенные разума описания черных заливов хаоса, где обитает сия тварь. Чудовище это, полагал Блейк, обладает всеми познаниями и требует мерзостных жертвоприношений. В некоторых записях Блейка чувствуется страх, его беспокоит, как бы тварь эта, которую он по неведению призвал, не вырвалась наружу, однако, по его мнению, уличных фонарей достаточно, чтобы держать ее в заточении.