Мифы Ктулху

Хриплый, настойчивый шепот взывал к моему другу. Тот сидел, белый как мел, занеся руку над диктофоном и не сводя с устройства взгляда. Наши глаза встретились. Дело было не в настойчивых интонациях и не в предшествующей записи, но в голосе как таковом. Это был голос профессора Аптона Гарднера! Но не успели мы обдумать эту загадку, как диктофон механически продолжал:

«Слушай меня! Уезжай отсюда. Забудь. Но прежде чем уехать, призови Ктугху. Вот уже много веков в этом месте злобные твари из дальних пределов космоса соприкасаются с Землей. Уж я-то знаю. Я принадлежу им. Они захватили меня, как когда-то Пайргарда и многих других — всех, кто по неосторожности забредал в их лес и кого они не уничтожили сразу. Это Его лес — лес Н’гаи, земная обитель Безликого Слепца, Ночного Воя, Живущего-во-Тьме, Ньярлатхотепа, который боится одного только Ктугху. Я был с ним в звездных пределах. Я был на нехоженом плато Ленг, и в Кадате среди Холодной пустыни, за Вратами Серебряного Ключа, и даже на Китамиле близ Арктура и Мнара, на Н’каи и на озере Хали, в К’н-яне и в легендарной Каркозе, в Йаддите и И’ха-нтлее близ Инсмута, на Йоте и Югготе; издалека глядел я на Зотик, через глаз Алгола. Когда Фомальгаут[45] коснется верхушек деревьев, призови Ктугху вот в этих словах, повторив их трижды: "Пх’нглуи мглв’нафх Ктуга Фомальгаут н’гха-гхаа наф’лтхагн! Йа! Ктугха!" Когда же он явится, немедленно уходи, а не то и ты тоже будешь уничтожен. Ибо должно этому проклятому месту быть стертым с лица земли, чтобы Ньярлатхотеп более не являлся из межзвездных пространств.

Дорган, ты меня слышишь? Ты меня слышишь? Дорган! Лэрд Дорган!»

Раздался резкий протестующий вскрик и шум борьбы, как если бы Гарднера оттащили силой. А затем — тишина, гробовая, полная тишина!

Лэрд выждал еще несколько мгновений, но ничего более не последовало, и он вернулся к началу записи, сдержанно пояснив:

— Думается, нам лучше скопировать запись как можно точнее. Запиши все остальное, и давай вдвоем перепишем ту формулу от Гарднера.

— Значит, это был?..

— Я узнаю его голос где угодно, — коротко отрезал Лэрд.

— Значит, профессор жив?

Лэрд, сощурившись, посмотрел на меня.

— Этого мы не знаем.

— Но его голос!

Он покачал головой. Звуки послышались снова, и мы оба уселись переснимать текст на бумагу, что оказалось легче, чем мы думали, — долгие интервалы между речами позволяли нам записывать, не торопясь. Язык речитативов и слов, обращенных к Ктугхе и отчетливо произнесенных голосом Гарднера, представлял исключительную трудность, но, прослушав запись снова и снова, мы сумели-таки транскрибировать звуки более или менее точно. Когда мы наконец закончили, Лэрд отключил диктофон и вскинул на меня озадаченный, встревоженный взгляд. В нем читались беспокойство и неуверенность. Я не произнес ни слова; все то, что мы только что слышали, в придачу к прослушанному ранее, не оставляло нам выбора. Можно было питать сомнения насчет легенд, поверий и такого рода вещей, но непогрешимая диктофонная запись стала решающим аргументом — даже если всего-то-навсего подтвердила недослышанные убеждения. Верно, что никакой определенности тут не было; казалось, все в целом настолько выходит за пределы человеческого понимания, что уразуметь хоть что-нибудь возможно лишь в неясных намеках отдельных фрагментов, а выдержать всю душераздирающую повесть в целом не под силу разуму человеческому.

— Фомальгаут восходит на закате или даже чуть раньше, — размышлял Лэрд. Он, как и я, явно принял как само собою разумеющееся все то, что мы услышали, не ставя ничего под сомнение — разве что тайну смысла. — Звезда должна находиться над деревьями — предположительно, двадцать — тридцать градусов над горизонтом, потому что в этих широтах она не проходит близко к зениту, чтобы появиться над теми соснами, — приблизительно час спустя после наступления темноты. Скажем, в девять тридцать или около того.

— Ты ведь не намерен пробовать сегодня же ночью? — спросил я. — В конце концов, а что оно вообще означает? Кто или что такое этот Ктугха?

— Я знаю не больше твоего. И сегодня ночью пытаться не стану. Ты забываешь про плиту. Ты все еще готов отправиться в лес — после всего услышанного?

Я кивнул. Заговорить я не рискнул, но я вовсе не сгорал от нетерпения бросить вызов тьме, что, словно живое существо, затаилась в лесу вокруг Рикова озера.

Лэрд глянул на часы, затем на меня. В глазах его горела лихорадочная решимость, как если бы он заставлял себя сделать этот последний шаг и встать лицом к лицу с неведомым существом, присвоившим лес через свои многочисленные проявления. Если Лэрд ожидал, что я дрогну, он был разочарован; как бы ни терзал меня страх, я его не выказал. Я встал и вышел из домика плечом к плечу с ним.

IV