После таких слов врач снова привел ее к прокаженному и сказал: «У меня теперь нет никаких сомнений в том, что девушка вполне пригодна для вашего излечения. Можете радоваться, вы скоро будете здоровы». Он увел девушку в другую комнату и заперся с ней там, чтобы Генрих не мог видеть ее мучений. Здесь врач велел ей раздеваться, что она и исполнила очень охотно, она даже в нетерпении сорвала с себя одежду и осталась голая, но нисколько не устыдилась своей наготы. При виде ее ученый подумал, что такой красавицы нигде на свете сыскать нельзя, и ему стало жаль ее. В комнате, уставленной лекарствами, стоял высокий стол. Он велел девушке лечь на него и связал ее. Затем он взял заранее приготовленный широкий и длинный нож, который после испытания показался ему недостаточно острым, так как из жалости к девушке он хотел причинить ей возможно меньше страданий. Он прибег поэтому к точильному камню и долго водил по нему ножом, чтобы получше отточить. Это услышал в другой комнате бедный Генрих, ради которого все это делалось, и сердце у него разрывалось на части при мысли, что он никогда не увидит больше девушки в живых. Он стал искать отверстия в стене и, наконец, увидел в щель, как она лежит связанной на столе, и поражен был ее красотой. Он посмотрел на себя и затем снова на нее, и новое чувство появилось у него. Прежние мысли показались ему дурными, место жестокого решения заняла кроткая любовь. «Ты глупец, — подумал он про себя, — собираешься жить против воли Всемогущего. Право, не знаешь, что делаешь, если не хочешь покорно переносить страдания, которые Бог послал тебе. И уверен ли ты, что смерть девушки может излечить тебя? Что Бог судил тебе, тому и подчиняйся. Нет, я не позволю умирать этому ребенку!»
Не будучи в состоянии больше владеть собой, он начал стучать в стену и закричал: «Впустите меня!» «Мне некогда теперь впускать вас», — ответил врач. «Мне нужно с вами поговорить, доктор». — «Теперь не могу, обождите, когда кончу». — «Нет, доктор, мне нужно немедленно сказать вам кое-что». — «В таком случае скажите через дверь». — «Так нельзя этого сказать». Тогда врач впустил его. Генрих подошел к связанной девушке и сказал: «Этот ребенок так очарователен, что я не в силах буду перенести его смерти. Да будет воля Божья! Пусть она встанет. Сколько золота и серебра я обещал, вы получите сполна, но ей дайте жить». Убедившись, что ей умереть-таки не удастся, равно как и спасти своего господина, девушка впала в уныние. Она забыла всякую скромность и начала рвать волосы на голове и умолять, чтобы сжалились над ней. Она горько заплакала и причитала: «О, горе мне, несчастной! Что же со мной теперь будет? Неужели я потеряю драгоценный небесный венец, который я могла купить такими кратковременными страданиями? Только теперь я мертвая. Оба мы лишаемся отныне той чести, которая была нам суждена». Напрасно просила она смерти, которая должна была сделать ее счастливой. Затем, обратившись к Генриху, она начала бранить его. «Я должна страдать, — говорила она, — из-за трусости моего господина. Меня обманули люди, называвшие вас храбрым и мужественным. Вы оказались самым трусливым человеком, какого я только знаю. Вы не решаетесь допустить того, что я решилась претерпеть. Чего вы испугалась, увидев меня связанной? То, что должно случиться, не причинит вам ни малейшего страдания, наоборот, будет только полезно». Так она упрашивала и бранила его, но напрасно. Она должна была остаться в живых. Бедный рыцарь смиренно перенес все упреки и насмешки, как подобает благочестивому рыцарю. Когда несчастная девушка снова оделась и врач получил свое вознаграждение, рыцарь отправился в обратный путь, хотя и знал, что его ждет там общее презрение.