Мифы Даманского

С последним утверждением Робинсона можно согласиться полностью: «зубы дракона», посеянные Мао Цзэдуном в марте 1969 г., до сих пор осложняют отношения китайского и русского народов.

КОМУ И ЗАЧЕМ ЭТО БЫЛО НАДО

1969 год — это третий год так называемой «культурной революции» в Китае. Крах экономики, деградация науки и культуры, бесчинства хунвэйбинов, всеобщий хаос и раздрай не могли не вызвать в китайском народе сомнений относительно правильности проводимого курса. Чтобы развеять эти сомнения, Мао Цзэдун и организовал резкое обострение отношений с СССР. Теперь-то можно было всю вину за собственные провалы свалить на «советских агрессоров». Ход не новый, но достаточно надежный.

Приведенное объяснение содержалось в самых первых официальных документах и газетных публикациях советской стороны и являлось, по сути, главным. Эта же точка зрения отражена в ныне рассекреченных материалах американского государственного департамента и ЦРУ, поэтому ее не следует считать всего лишь отголоском полемики между руководством СССР и КНР.

Не исключено, что к конфликту с СССР подталкивали Мао Цзэдуна внутрипартийные дела, ибо намеченный на апрель 1969 г. IX съезд Коммунистической партии Китая мог преподнести Председателю КНР незапланированные сюрпризы. Случившееся на границе наверняка заставило замолчать тех, кто считал разногласия с КПСС и СССР вполне преодолимыми.

Другой причиной могли быть события августа 1968 г. в Чехословакии. Как известно, вторжение в эту страну армий Варшавского Договора аргументировалось необходимостью защитить завоевания социализма. В какой-то момент руководители СССР утратили веру в то, что Дубчек и его соратники сами смогут решить возникшие проблемы, и потому взяли дело в свои руки. Мао Цзэдун вполне мог провести некоторые аналогии, и тогда сам собой возник вопрос о возможности повторения этого сценария в Китае. В таком случае Мао просто упреждал события и показывал Кремлю, что китайцы никого не боятся и будут сражаться до последнего человека. Конечно, при этом остается вопрос, а видел ли Мао принципиальную разницу между своей страной и ЧССР, понимал ли, что вооруженное вторжение в КНР лишено здравого смысла просто в силу территориальных и демографических причин.

Вполне вероятно, что какую-то роль сыграли и личные качества китайского руководителя. Все, кто близко знал Мао Цзэдуна, отмечали его глубокие познания в китайской истории и литературе, его приверженность и любовь ко всему китайскому. Возможно, столетия унижений и притеснений народа постоянно возбуждали в Мао обостренное чувство мщения, которое проявлялось самым причудливым образом. Тому же способствовали и некоторые личные качества китайского лидера — властолюбие, тщеславие, пренебрежительное отношение к судьбам людей.

О Мао Цзэдуне в разных странах мира написано множество книг, авторы которых пытались понять характер и образ мышления этого незаурядного человека. Но возможно, разгадка содержится в словах самого Мао, однажды охарактеризовавшего себя как Маркса и Цинь Шихуанди в одном лице. Что же имел в виду «великий кормчий»?

У Маркса он позаимствовал постулаты в духе «Манифеста Коммунистической партии» — неприятие частной собственности, идею всеобщей коммунизации и т. п. Так что обвинения Мао в адрес советского руководства были небеспочвенны: те действительно отошли от наиболее одиозных догм марксизма и потому, по мнению китайского лидера, запятнали себя ревизионизмом. Однако и лидеры КПСС тоже логично обвиняли Мао в догматизме, ибо Мао Цзэдун ни на шаг не отступал от идей раннего марксизма.

Что же касается Цинь Шихуанди, то этот древний китайский правитель прославился созданием централизованной империи Цинь. По ходу дела жег книги и убивал ученых. Судя по всему, кровавые деяния Цинь

Шихуанди восхищали Мао и стали объектом подражания.

Некоторые исследователи выдвигают предположение о том, что конфликт с СССР был нужен Мао для налаживания отношений со странами Запада, и в первую очередь с США. Видимо, здесь имеется в виду логика типа «враг моего врага — мой друг». Не подлежит сомнению, что столкновение на Уссури было встречено недругами Советского Союза с большой радостью. Однако при этом возникает естественный вопрос: а стоило ли Пекину рисковать лишь затем, чтобы нормализовать отношения с Америкой? А если бы СССР ответил сокрушительным ударом, да еще с использованием атомного оружия?