Мифриловый крест

— Командир второго взвода подольской роты подпоручик Емельянов, — представился командир и сделал неопределенный жест булавой, который, должно быть, символизировал отдание чести. — В третий и последний раз спрашиваю, кто вы такие. Потом огонь на поражение.

— Я Усман ибн-Юсуф Абу Азиз эль-Аббаси, — отрекомендовался Усман. — А это мой друг Сергей… эээ…

— Иванов, — подсказал я.

— Мой друг Сергей Иванов, — закончил Усман.

— Ты чеченец?

— Араб.

— Неважно. Куда направляетесь?

— К вам. Мы ждали вас в Михайловке все утро, но вы так и не пришли. Пришлось выехать навстречу.

На лице подпоручика Емельянова отразилась сложная гамма чувств. Он не понимал, что происходит, но подозревал, что над ним издеваются.

— Не советую стрелять, — произнес Усман с ласковой улыбкой на лице. — Мы тоже стреляем на поражение.

— Что это за пищали? — спросил подпоручик.

— АК-74, - честно ответил Усман. — Пусть вас не обманывает, что ствол у них тонкий и короткий. Они стреляют нисколько не хуже ваших.

— Зачем пугали людей на тракте? — подпоручик решил подойти к проблеме с другого конца.

— Кто пугал? — как бы не понял Усман.

И это оказалось последней каплей, переполнившей терпение командира второго взвода.

— Бросай оружие! — заорал он. — Неподчинение карается расстрелом на месте. Считаю до трех. Раз, два…

На счет "два" тишину взорвали две автоматные очереди. Я стрелял под ноги стрельцам левого фланга, если смотреть с нашей стороны, Усман дал очередь поверх голов правого фланга. Подпоручик Емельянов явил миру глаза по пять копеек и открыл рот. Лошади стрельцов сдали полшага назад, испуганно прядая ушами. Федька полез под телегу, а его лошадь испуганно заржала и попыталась сдать назад, но уперлась задом в передок телеги и остановилась.

Единственным, кто сохранил самообладание, был монах. Он поднял перед собой распятие и произнес густым басом, неожиданным для его тщедушного тела:

— Во имя отца и сына и святаго духа…

Глаза Иисуса Христа на распятии вспыхнули недобрым золотистым светом. Крест на моей груди изменился. Нельзя сказать, что он стал горячее или холоднее, легче или тяжелее, он просто как-то изменился. И его изменение послало в мой мозг четкий и недвусмысленный приказ, которого нельзя ослушаться, потому что иначе конец.

Я поднял ствол и сделал парный выстрел. Между двумя глазами монаха красным цветком расцвел третий. Редкостная удача, очень трудно направить пулю в какую-то определенную часть тела противника, когда стреляешь навскидку. А вторая пуля усвистела куда-то далеко, это нормально, именно поэтому мы говорим "одиночный выстрел", а подразумеваем "парный".

Монах дернулся, как будто был марионеткой, которую резко дернули за веревочку откуда-то сверху. Он завалился на сторону и рухнул на землю, как мешок с чем-то мягким и неодушевленным. Я успел заметить, что глаза Христа погасли и стали обычными серебряными глазами серебряного распятия.

— Бросайте ружья! Быстро! — резко крикнул Усман и стрельцы послушно выполнили команду.

— Ты! — показал он на подпоручика. — Медленно достаешь пистолеты по одному и кидаешь на землю. Хорошо. А теперь все дружно слезаем с коней и начинаем разговаривать.

Он подошел ко мне и спросил:

— Почему ты выстрелил?

— Глаза на распятии…

— Думаешь, это было опасно?

— Уверен. Понимаешь, крест…

— Потом расскажешь. Эй, бойцы!

Бойцы стояли вокруг нас унылым полукругом, держась на почтительном расстоянии.

— Кто мне скажет, — начал Усман, — зачем вы нас искали?

Подпоручик Емельянов неуверенно открыл рот и начал говорить, вначале сбивчиво, а потом все более четко:

— Купцы донесли о двух разбойниках в броне и с пищалями, ехавших на подводах Тимофея Михайлова.

— Почему разбойниках? — удивился Усман.

— Потому что на вас не стрелецкая форма. Огнестрельное оружие носят баре, стрельцы и разбойники.

— Может, мы баре?

Емельянов вежливо улыбнулся.

— Ладно, вы приняли нас за разбойников. Что с нами случилось бы, если бы мы сдались?

— Как что? Что обычно. Свезли бы в судейский приказ на правеж, а остальное не наше дело.

— Что за правеж? Дыба, что ли?

— Может, и дыба, — согласился подпоручик. — Только разбойники обычно все сами выкладывают.

— А если мы не разбойники?

— А кто же тогда?

Усман вопросительно взглянул на меня и я кивнул.

— Похоже, что мы явились сюда из другого мира, — начал я и трое стрельцов немедленно перекрестились. — В этом мире от рождества Христова прошло 2002 года, там есть автомобили и самолеты, и нет стрельцов и помещиков. В нашем мире грамоте обучены все и каждый может читать библию, сколько ему заблагорассудится. И еще у нас нет обычая подкладывать молоденьких девчонок священникам и разбойникам. С нами случилось что-то непонятное и мы оказались здесь, мы долго брели через лес, а потом вышли на дорогу и встретили Тимофея Михайлова с сыном и внуком. Вместе с ними мы приехали в Михайловку и провели там ночь. Сегодня мы поехали вам навстречу, чтобы встретить тех, кто может объяснить, что вообще здесь происходит и почему, кстати, глаза у распятия загорелись желтым пламенем?

— Божье слово, — ответил Емельянов.