Пять моих подруг, спускаясь с горы, прыгали и пели песни. Это была радостная пора – мы играли и резвились на солнце. Совершая пешую прогулку, мы подошли к небольшому оврагу и сразу скатились вниз. На другой его стороне был небольшой уступ. Я сказала: «Я пойду первой».
Мы пошли по уступу, который имел пологий склон вниз. Я пошла вперед, и в самом низу склона нашла темное озеро, в котором стояли пять женщин. Кругом было темно. Женщины по самую шею были погружены в темную воду. У них на голове были плотно надетые черные капюшоны, скрывавшие их волосы, так что видны были только лица, раскрашенные белой краской.
Находясь на темном уступе, я посмотрела на свои ноги. Они были «сияющими», сверхъестественными и исходящее от них тепло стало расплавлять твердую замерзшую землю, и она стала превращаться в расплавленную зелень.
Я крикнула подругам, шедшим за мной: «Нам нужно убираться отсюда. Мы им все испортим. Мы здесь все расплавим».
Сновидица начала свой анализ на фоне профессиональной травмы. Она выполняла свою работу так хорошо, как только могла, однако ее предали и настолько унизили, что ей пришлось уволиться. То, как к ней дурно отнеслись, по ее ощущению, было нарушением ее взаимных обязательств с внешним миром, ибо ей казалось, что если она действовала исходя из добрых побуждений и с самыми лучшими намерениями, то и внешний мир должен относиться к ней точно так же. Вместе с тем она стала подвергать сомнению некоторые из своих религиозных убеждений, сложившихся ранее, начала сомневаться в правильности своего постоянного стремления угождать другим, постепенно изменилось и ее отношение к собственному странствию. Рассказывая о чем-то личном, она рефлекторно подносила руку ко рту или к горлу, словно стараясь скрыть то, что говорит, или подавить свой голос. Сновидение было для нее нуминозным, немного страшным и явно чарующим и удерживало ее внимание на аналитическом процессе в течение нескольких месяцев после того, как оно произошло.
Что мы можем увидеть из этого сна и его образов? Сновидение никогда нельзя интерпретировать полностью или окончательно. Но символ – это самая лучшая возможность природы воплотить в жизнь то, что нельзя выразить иначе. Таким образом, «объяснение» сновидения будет всегда в какой-то мере ограниченным. (Сновидение – это природный феномен; деятельность интерпретирующего сознания в лучшем случае может считаться лишь эпифеноменом.) Самое важное заключается в том, как оно переходит в чувственное переживание сновидца. В данном случае сновидица почувствовала, что этот сон является для нее очень важным, и она возвращалась к нему на многих последующих сессиях, несмотря на то что мы никогда не понимали его настолько, чтобы трактовка нас полностью удовлетворяла. Тем не менее мы все же можем сказать, что это сон о погружении в глубину психики.
Сновидицу особенно поразили пять таинственных женщин, находящихся в водоеме в каком-то монашеском облачении, и превращение ее обуви в свет, который расплавил землю, сделав ее сияющей зеленью. Ее ассоциации с фигурами женщин были связаны с чем-то резонирующим глубоко у нее внутри, с ее инстинктами, ее пятью органами чувств, ее сексуальностью, ее архаичной, энергичной фемининностью. Она интуитивно ощутила, что эти женщины соответствовали архетипическому уровню, который предшествовал всем системам ее верований. Она также была уверена в том, что женщины, когда она к ним приблизилась, передали ей какую-то энергию, которая помогла растопить землю, и тогда место, где она стояла, засверкало. Мы не можем объяснить эти неуловимые образы, однако можем ощутить свое проникновение в их смысл посредством ассоциаций и интуиции.
Сновидица имела связь с тем, что находится глубже ее верований и глубже ее прежнего ощущения самости. Вместе с тем она чувствовала амбивалентное отношение к сновидению и его персонажам. Они внушали ей некоторый страх. Интересно отметить, что облачение женщин из сна так же заметно отделяло голову от тела, как это получалось с помощью ее бессознательных защитных жестов.