Я не могу поменять квартиру или офис, даже если узнаю, что мой застройщик снес мой любимый исторический дом в центре Москвы. Покупая заграничный тур, я могу не знать, что туроператор давно в долгах, не платит отелям и не собирается вывозить меня обратно. Он и туда-то не очень собирается. Я не пойду к нему в следующий раз, но в следующий раз его и не будет. Будет другая контора, где, теоретически, со мной может произойти то же самое.
Да, конечно, надо внимательно читать то, что написано мелким шрифтом в бумагах, которые подписывает гражданин, общаясь с бизнесом. Но я не могу каждый раз покупать холодильник с юристом и колбасу с инспектором Роспотребнадзора. Мне кажется, я имею право исходить из того, что если этот продавец холодильников или колбасы или издатель легально работает на рынке, то этого достаточно, чтобы я чувствовал себя спокойно. А не так, что продавец — молодец, если подмахнул мне холодильник без морозилки, а я, покупатель, — молодец, если вовремя это заметил.
И если мне не все равно, откуда у чиновника вилла, не набрал ли он взяток, не обидел ли сироту и вдовицу, то же самое я хочу знать и про бизнесмена. Вот эта рубашечка, которую я сейчас покупаю, — заплачено ли за нее портному, не обмерен ли поставщик гипюра и муслина, не тонут ли один за другим ловцы жемчуга, отправленные на дно за перламутром для пуговиц? От чиновника и от бизнесмена я хочу одинаковой честности и не понимаю, почему я должен хотеть иначе.
Общепризнанная проблема нашей власти в том, что она не сдает своих: даже если участник корпорации «Российское государство» совершает преступление, первый рефлекс системы — встать на его защиту. Да и второй рефлекс — такой же. Но то же самое происходит и в русском бизнесе.
У одного владельца сети супермаркетов переклеивают срок годности на колбаске, а у другого — нет. Но поссорятся они друг с другом по какому угодно поводу, кроме этого. Может, не поделят территорию, или кредит, или доступ к префекту, который раздает в аренду торговые помещения. Но никогда — из-за того, что один из них скажет другому: «У тебя вчерашнюю любительскую выдают за сегодняшнюю докторскую, ты позоришь наше общее дело, вон из профессии». Нет, будут общаться, вместе весело шагать, может, даже сходят вместе к префекту или, бес попутает, и на Болотную.
Русскому бизнесу, чтобы установить добрые отношения с обществом, нужно действовать, как в средневековой цеховой системе: пошил и продал сапоги из гнилой кожи — коллеги первыми лишат права зваться сапожником. Чтобы сохранить доверие к себе: чистый обувной бизнес, ничего личного. Или как в легендарном русском купечестве: нарушил договор, даже устный, — вон из первой гильдии вниз по лестнице в третью, а то и вовсе на грязный промерзлый двор. Вот тогда волк действительно возляжет рядом с ягненком и никто не даст в обиду честного бизнесмена, на которого покусился нечестный, а за партию Прохорова проголосуют больше 50% не только периодически рассерженных горожан, а и всего российского населения.
А НУ-КА УБЕРИ СВОЙ ЧЕМОДАНЧИК
Судьба Карфагена решена. Москву разрушит жаркое лето. Пожар способствовал ей много к устрашенью. Главным элементом московской архитектуры теперь окончательно станет кондиционер. Забудьте про метопы, триглифы, дентикулы, розетки, наличники, карнизы, маскароны, майолику, замковые камни, медальоны, сандрики, панно, консоли, пилястры. Это какой ордер — дорический или ионический? Кондиционированный, капитель Toshiba. Этот декор окна барочный или классицистический? Это окно декорировано Samsung, а вон то — LG, сами, что ли, не видите? Собственник квартиры на пятом этаже выбрал для украшения стены новейшую модель, а житель угловой квартиры на третьем ограничился винтажной моделью с длинным черным проводом. Провод удачно дополняет лепной карниз.
Это раньше архитектура была визуализированной борьбой сил: горизонтальной тяжести и вертикального сопротивления. Теперь это неравная борьба стены с отбойным молотком и выпирающим ржавым ящиком. Архитектор думал, что это у него симфония в камне. Ничего подобного, весь этот застывший концерт — для того чтобы мы на его фоне громко кашляли и сморкались. В архитектуре есть рифма и ритм, чередование вертикального и горизонтального, плоского и выпуклого, прямого и искривленного. Даже в простом типовом строительстве есть ритм стены и окон. Вернее, все это было. Теперь выпуклое на зданиях только одно — ящики охлаждающих устройств. Висел он хладный, бездыханный. К чему теперь лепнина и пилястры, робко выступающие из стены на жалкие сантиметры в попытках гармоничного членения фасада? Московские фасады уже расчленены жителями при помощи кондиционеров на беспорядочные куски, как труп маньяком. Они теперь похожи на лицо вечного подростка, на котором привольно и беспорядочно расположились прыщи.