Меня пугало, что люди, вовлеченные в наш спор, допускали саму мысль о возможности насилия. Угроз становилось все больше еще и потому, что СМИ в последнее время стали концентрироваться на «насильственных» эффектах психотерапии. Всего пару дней назад я обнаружила на своем автоответчике сообщение от женщины, которая заявляла, что знакома с верховным сатанистом, обладающим некими нечеловеческими силами и способным связываться с людьми по всему миру и воздействовать на их разум. «Возможно, людям было бы проще справляться с болью, если бы они знали, что на них действуют внешние сатанистские силы, а не зло, разрывающее их изнутри», – говорила эта женщина. Я несколько раз прослушала запись, но так и не смогла понять, на чьей стороне Сатана.
Временами мне казалось, что весь мир окончательно сошел с ума.
– Как нам преодолеть гнев, который нас разобщает, и научиться работать вместе, чтобы помогать жертвам сексуального насилия? – спросила я. – Вы целыми днями беседуете с жертвами…
– …и ночами, – мягко перебила Элен.
– Днями и ночами, – продолжила я, – и на основе сказанного ими вы пришли к выводу, что воспоминания могут вытесняться, а затем, годы или даже десятилетия спустя, возвращаться в виде флешбэков. Будучи ученым, я обязана требовать доказательств. Где подтверждение того, что эти вытесненные воспоминания достоверны?
Тогда Элен рассказала мне историю о своей близкой подруге, к которой однажды, во время занятия любовью, внезапно вернулось воспоминание двадцатилетней давности. В последнее время она по непонятной причине находилась в депрессии, и во время секса она в мыслях постоянно уплывала куда-то. В конце концов ее партнер спросил, все ли в порядке. И тогда к ней внезапно, без всякого предупреждения вернулось воспоминание. Ее тело словно растворилось, а разум начал стремительно выходить из-под контроля. Ею овладело горе и стыд. Образы словно всплыли откуда-то изнутри, а вместе с ними появилось чувство, что она наконец-то, впервые в жизни узнала правду.
Следующие несколько месяцев показались подруге Элен сущим адом: воспоминания возвращались одно за другим, и она пришла к выводу, что ее насиловал дедушка. Ее мучили постоянные непредсказуемые флешбэки, она страдала от бессонницы, депрессии, перепадов настроения и приступов плаксивости. Но хуже всего было то, что ей приходилось бороться с обезоруживающими сомнениями и неуверенностью – может, этого никогда и не происходило. Может, я все это просто выдумала. Элен успокаивала свою подругу, убеждая ее, что эти воспоминания должны быть достоверными, ведь она испытывала такую сильную и всеобъемлющую боль. Никто не стал бы по своей воле идти на подобные мучения.
Закончив свой рассказ, Элен попросила меня проявить понимание, очевидно надеясь перебороть мой скептицизм.
– Жертвы испытывают такую сильную боль, – сказала она. – Зачем кому-то выдумывать историю, полную таких мучений и страданий?
– Есть какие-нибудь доказательства, подтверждающие рассказ вашей подруги? – спросила я.
– Да, определенно, – ответила Элен. Когда ее подруга расспросила членов своей семьи, каждый из ее братьев и сестер вспомнил странные и необычные случаи, происходившие в доме их дедушки. Даже ее мать, отрицавшая возможность насилия, согласилась, что ее отец был «чудаковатым».
– Видимо, в ее семье действительно происходили странные вещи, – признала я, – но разве это можно считать доказательством того, что она подвергалась насилию? – Я вспомнила строку из «Мужества исцеления», которую часто цитируют обвиненные родители: – «Вы не обязаны никому доказывать, что подвергались насилию… требования доказательств безосновательны». Эти люди, которым, как правило, за шестьдесят или даже за семьдесят, не помнят, что насиловали своих детей. Совершенно ошарашенные подобными обвинениями, они всегда задают мне один и тот же вопрос: «Как же нам защищаться?»
Элен умело отбивала мои вопросы, она отвечала ясно и лаконично, не становясь при этом агрессивной.
– Я понимаю, что человеческая память не идеальна и что в воспоминаниях людей о прошлом всегда будут ошибки и неточности. Но суть воспоминаний моей подруги осталась нетронутой, а связанные с ними чувства вполне уместны и значимы. Моя подруга заново физически пережила ужас насилия через телесную память – она почувствовала ту же боль, вновь испытала тот же страх и отвращение, а когда воспоминание к ней вернулось, она вспомнила как самые мерзкие, так и вполне банальные подробности. Я не верю, что человек может вспомнить подобные детали и почувствовать такую боль, если это событие никогда не происходило.