Сентябрьское письмо провело резкую черту между «до» и «после». «До» было временем, когда плохих «воспоминаний» не существовало, а Меган все еще была Меган. «После» положило начало новому, странному миру, в котором она стала кем-то другим, а ее воспоминания взяли всю семью в заложники. Перед тем как пришло сентябрьское письмо, Майк верил, что Меган придет в себя, увидит, какой вред приносит «психотерапия для преодоления последствий насилия» ей самой и ее семье, и осознает, что эти смутные ускользающие воспоминания – вовсе не реальность, а фантазии, галлюцинации, наваждение. Он верил, что разум и здравый смысл возьмут верх. Но, прочитав сентябрьское письмо, он понял, что само собой все не решится.
«Я помню все, что ты со мной делал… Ты насиловал меня, меня – свою плоть и кровь. Ты больше не достоин зваться моим отцом». Прочитав это, Майк понял, что они имели дело уже не просто с серьезной проблемой, а с душевной болезнью. Произошло нечто ужасное. Все, что в Меган было хорошего и доброго, оказалось стерто в прах этой извращенной злобой, этой поразительной недоброжелательностью, которая… Откуда она взялась? Он не знал. Не мог понять. Что за хитроумное стечение обстоятельств превратило доброго, любящего, заботливого ребенка в злобного и эгоцентричного человека? Как его умная, отзывчивая дочь могла не осознавать, какую боль она причиняет родным? А может, и того хуже, ее вовсе не волновало, насколько мучительные раны она наносит своим близким, потому что она была слишком увлечена собственной болью и разрастающимися, пускающими метастазы, угрожающими ее жизни «воспоминаниями» о насилии? Какова была природа этого причудливого зла, которое обладало способностью превращать хорошее в плохое?
Эти же вопросы крутились в его голове утром, пока он принимал душ и брился, и в течение дня, когда он пытался сконцентрироваться на работе, и вечером, когда они с Доун, держась за руки, садились на диван и смотрели в пустоту, пока, обессиленные, не погружались в тревожный, беспокойный сон. Как это могло произойти? Откуда же все-таки Меган взяла все эти обвинения, прожив с ними столько лет, зная его, зная свою мать, зная, как сильно они ее любят, зная, что они живут ради нее, что для них ее улыбка, ее душа, вся она – это Солнце, вокруг которого вращается Земля? Как она могла все эти годы оставаться хорошим, благодарным ребенком, а потом внезапно, по необъяснимой причине разбить им сердце своими ложными обвинениями?
Что-то пошло не так во время сеансов психотерапии. Это Майк знал наверняка. Все, что ему оставалось сделать, – это вернуться к началу и взглянуть на письма Меган. Все изменилось в январе 1990 года, когда она рассталась со своим парнем и сменила психотерапевта. Спустя месяц она присоединилась к Обществу анонимных алкоголиков и начала посещать групповые сеансы терапии для жертв инцеста. Через три месяца она послала Доун книгу «Мужество исцеления», а еще через полгода обвинила своих родителей в сексуальном насилии и оборвала все контакты с семьей. И вот недавно пришло еще одно письмо, в котором в ярких деталях описывалось, как отец насиловал и пытал ее.
Что-то было не так с психотерапией Меган, и что-то не так было с ее психотерапевтом. Почему врач отказывалась с ними разговаривать? Почему она не отвечала на их письма? Почему она посоветовала Меган оборвать все контакты с семьей? Разве смысл сеансов заключался не в том, чтобы вылечить Меган и помочь ей вернуться к полноценной жизни? Зачем терапевту было заражать пациентку чувствами гнева и обиды и намеренно, осознанно, легкомысленно разбивать семью на осколки, которые никогда не удастся склеить?
Майк не мог этого понять. Он достал свои тетради и папки и внимательно прочитал все письма Меган. Шестого декабря 1990 года, через две недели после того самого Дня благодарения, Майк напечатал на машинке занявшее одну страницу письмо психотерапевту дочери. Он помнил, как сильно он старался проявить профессионализм, непредвзятость, рациональность. Он напечатал письмо на рабочем бланке.