Несколько дней спустя мне доставили большую посылку службой экспресс-доставки. Кроме четырех аудиозаписей с психотерапевтических сессий Майк прислал мне синюю тетрадь на пружине, разделенную на пять аккуратно озаглавленных частей, в которых были сотни писем, записей, статей об исследованиях и правовых документов. Я прочитала каждую бумажку в этой тетради и попросила одного из моих студентов застенографировать все аудиозаписи с психотерапевтических сессий. Несколько месяцев спустя я полетела в Сидар-Рапидс, чтобы выступить с речью перед Ассоциацией адвокатов штата Айовы, и провела день с Майком и его женой Доун. Они пригласили меня к себе домой, принесли груду фотоальбомов и видеозаписей («Это Меган, когда ей было два», «Это Меган получает награду на выпускном», «Эту фотографию мы сделали, когда в последний раз видели Меган…») и отправили меня домой, отдав еще несколько сотен страниц писем и материалов исследований.
Я верю, что Майк Паттерсон не виновен в тех преступлениях, обвинения в которых разрушили его семью. Но я должна добавить, что, даже если обвинения были ложные, его случай ничего не доказывает за рамками этого конкретного дела. Он не доказывает, что огромное количество психотерапевтов внушают свои идеи пациентам, и не демонстрирует, что клиенты впитывают эти идеи, создавая ложные воспоминания. Это лишь единичный случай – уникальный, индивидуальный, со множеством различных версий «правды», и некоторые из них можно подтвердить, а некоторые – нет.
Пятнадцатого ноября 1985 года двадцатилетняя Меган написала своим родителям радостное письмо на купленной в магазине дешевых товаров почтовой бумаге. Ее круглый, плавный почерк передает чувство приятного волнения и невинного энтузиазма. Большинство предложений заканчиваются восклицательными знаками. И в каждом абзаце есть по крайней мере одно слово, подчеркнутое дважды.
«Дорогие мама и папа, – так начиналось занимающее три страницы письмо. – Как у вас дела? У меня все отлично!» Меган благодарила родителей за междугородний звонок прошлым вечером (
Почти полтора года спустя, 27 марта 1987 года Меган написала родителям еще одно нежное письмо. Она уже училась в магистратуре, где получала степень по социальной работе. «Я была так занята в последнее время, что у меня совсем не было времени сказать, как я вас люблю», – пишет она в своем письме. В следующем абзаце она благодарит родителей за их любовь и поддержку – за то, что купили ей машину, оплатили ее обучение в бакалавриате и магистратуре, брали ее с собой на семейный отдых и давали ей деньги на самостоятельные путешествия. Но больше всего она ценит их безусловную любовь и желание помогать ей решать любые ее проблемы. «Я не всегда была примерной дочерью, – пишет она, – но я так сильно вас люблю и вряд ли когда-нибудь смогу отплатить за вашу любовь и поддержку, которые я чувствовала всегда, или за те жизненные уроки, которым вы мне преподали. Все, что я могу сделать, – сказать, что я вам благодарна и что я вас люблю – больше, чем можно выразить словами».
В ноябре 1987 года Меган написала длинное откровенное письмо
На второй странице письма Меган призналась, что иногда ей тяжело ладить с отцом, потому что они совершенно разные люди. «Я – очень ласковый человек, которому нужно, чтобы его все время обнимали, – пишет Меган. – Мне нужно слышать, как папа говорит “Я люблю тебя”. Но папа другой человек – ему не нужны объятья и нежные слова. (Хотя ему, похоже, нравится, когда я говорю, что люблю его)».
Далее Меган рассказывает о том, что в течение многих лет она обращалась с этой проблемой к Богу, и он всегда помогал ей. Но когда она поступила в колледж, она была так занята, что прекратила молиться. Ее отношения с отцом постепенно ухудшались, потому что она выражала разочарование и гнев. «Я сделала много того, о чем жалею, – причиняла боль себе и другим людям. Хотя внешне я выгляжу счастливой и уверенной в себе, внутри я молю о помощи. Мне очень больно, и я так чувствую себя вот уже три года. В моей жизни царит полный бардак. С помощью Бога и родителей я возьму себя в руки».