Миф об идеальном мужчине

Красный и розовый кирпич, башенка с флюгером, стеклопакеты, матовые шары фонарей вдоль желтой дорожки, засыпанный листвой газон. Дождь шуршал по опавшим листьям, барабанил в крышу Андреевой машины, поливал забытого на лужайке пластмассового коня.

При виде этого коня у Андрея стало противно в животе и очень захотелось курить.

Ворота были открыты настежь, но на участок майор Ларионов заезжать не стал, оставил машину по ту сторону забора.

Может, все-таки покурить, пока его никто не заметил, подумал он воровато. Или воздержаться?

Дверь распахнулась, и он увидел Ирину Мерцалову.

– Здравствуйте, – сказала она сквозь дождь. – Проходите.

Он был уверен, что женщина не может выглядеть страшнее, чем выглядела Ирина Мерцалова в тот первый день, когда Андрей ее увидел. Оказалось, что может. У нее было даже не бледное и даже не синее, а изжелта-зеленое лицо с коричневыми тенями вокруг глаз и висков. Как будто за два дня она заболела какой-то тяжелой болезнью, и эта болезнь вот-вот убьет ее. Волосы заложены за уши, как у девочки из приюта. Свитер болтался и шевелился на ней так, как будто внутри его никого не было.

– Что же вы остановились? – спросила она. – Дождь ведь. Проходите в дом.

Он остановился потому, что ему было страшно. Страшно смотреть на нее, страшно разговаривать, страшно думать о том, что будет с этой женщиной дальше.

– Я иду, – сказал он глухо, – спасибо.

Он долго снимая ботинки в просторной передней. Такая вдруг навалилась тоска, что он никак не мог с ней совладать.

– Кофе будете? – спросила она издалека. – Впрочем, зачем я спрашиваю…

– Ирина Николаевна, – сказал Андрей, и собственный голос показался ему фальшивым от избытка сочувствия. – Я не смог вчера поговорить с вами потому, что ваша свекровь….

– Лидия Петровна – человек мнительный, – перебила Ирина. – Как большинство врачей. Если вы хотите спросить, не свихнулась ли я, то нет, не свихнулась. Садитесь. Я только забыла, как вас зовут.

– Ларионов Андрей Дмитриевич, – представился он омерзительно-казенным тоном.

Эта кухня вся была из желтого солнечного дерева. Деревянные стены, деревянные полы, деревянные потолки, лавки и стол. В глиняной пепельнице лежали запонки. Тяжелые, явно золотые запонки с черным камнем. Очевидно, Сергей когда-то снял их и бросил в то, что было под рукой. В пепельницу. Покосившись на выпрямленную, как будто застывшую спину, Андрей быстро вынул эти запонки и сунул на стеллаж, за книги. Подавая ему пепельницу, она неизбежно нашла бы их, и хотя бы от этого Андрей мог ее избавить.

– У меня же дети, – не поворачиваясь к Андрею, вдруг сказала Ирина Мерцалова. Она равномерно мешала в турке кофе. – Дети. Нет, я не свихнусь.

Кофе стремительно поднялся ноздреватой коричневой шапкой, перевалил через край турки, залил плиту, загасил газ.

– Я теперь все так делаю, – сказала Ирина. – Давайте лучше вы. Умеете?

Андрей молча вытер с плиты кофейные лужи, вымыл турку, снова насыпал кофе и поставил его на огонь.

– Я только не очень понимаю, зачем вы это делаете? Она сидела за столом, зажав коленями руки.

– Что? – спросил Андрей, глядя в кофейную черноту.

– Ищете кого-то. Время тратите. Его все равно не вернешь обратно. Вы понимаете? Он ушел и сюда больше не вернется. Все. Конец истории. Я опять забыла, как вас зовут.

– Андрей. Меня зовут Андрей Ларионов.

– Как вы думаете, мы с ним еще увидимся? – И посмотрела на Андрея с заинтересованной надеждой, как потерявшийся спаниель смотрит на человека, чем-то напомнившего ему хозяина.

Только одно ее интересовало, только об одном она думала неотвязно, постоянно, истово… Как будто это думанье могло что-то изменить.

– Я никак не могу понять, почему же он ушел? – Она потерла лоб, как будто пыталась ответить на сложный научный вопрос. – Почему он посмел уйти, когда он так всем нужен? И мне, и Ване, и Грише, и… людям, которых он лечил? А? Как вы думаете? Разве человек может позволить себе уйти, когда он так нужен?

– Он просто не смог остаться, – сказал Андрей, наливая кофе. – Выпейте.

– И еще я думаю о том, как я буду его ругать, когда увижу. – Она блаженно улыбнулась. – Он даже представить себе не может, как я буду его ругать! За все, что он со мной сделал. За то, что бросил нас одних. За то, что дети еще маленькие, они его просто обожают, а он?! Взял да и ушел… Вы верите в загробную жизнь, Андрей?

Он смотрел ей прямо в лицо, внутри у него все корчилось от сострадания, и глупо было в тысячный раз спрашивать себя, почему это перестало быть работой.

– Мой дед был сельский священник, – сказал он. – В Фирсановке. А прадед, отец моей бабки, всю жизнь служил у Николы на Курьих Ножках. Тот вообще был батюшка, на всю Москву знаменитый. К нему народ за сто верст шел за советом и добрым словом. Бабушка рассказывала, что к нему даже Лев Толстой обращался, пока в свое отступничество не ударился…

Ирина слушала, как будто он рассказывал ей волшебные сказки о драконах, феях и живой воде.