Миф о «немецких деньгах большевиков» — памятник мракобесию

Здесь приведены и два знаменитых высказывания Кюльмана, якобы подтверждающих денежные вливания в партию Ленина. Оценивая документ от 29 сентября, Геннадий Соболев отметил в нем отсутствие «всякой конкретики и фактуры», а ведь будь Кюльман «руководителем», он мог бы «высказаться более определенно о перспективах большевистского движения, но для этого надо было определенно владеть детальной информацией» [380]. Действительно, это заявление Кюльмана — первое после пяти месяцев молчания о большевиках в переписке (точнее, еще Циммерман 3 июня сообщал, что «Правда» уже имеет тираж в 300 тыс., но «скромно» ни словечка не сказал о «роли немцев» в этом! [381]), в течение которых произошли и июльские дни, и отпор корниловскому мятежу, и рост Красной Гвардии, и получение большевиками большинства в Петросовете и других учреждениях, и т.п. Более того, к этому времени «Ленин, скрываясь в Финляндии, уже направил в Петроград свои письма, в которых ставилась задача взятия власти путем восстания. Кюльман же [...] больше озабочен тем, как помочь “финскому восстанию” [...] Получается таким образом, что “немецкие покровители” Ленина даже не были осведомлены о том, что собирается предпринять их подопечный в ближайшее время» [382]. Как же можно верить Кюльману?! Столь же хвастливо и бездоказательно его второе утверждение о фондах для «Правды». В уже цитированном заключении экспертов было сказано, что все поступления в ее бюджет были зафиксированы, названы были и реальные источники на большевистские издания.

Из текста телеграммы Людендорфа от 9 ноября ясно, что военное командование и МИД узнали об Октябрьском перевороте из перехваченных радиограмм — это, видимо, неопровержимо доказывает, что они были заказчиками этого события, да?

Большой значимостью обладают комментарии Джорджа Кеннана, который имел доступ и к трофейным германским документам, не вошедшим в изданные сборники, и сделал вывод, что они «содержат множество солидных доказательств, что таких отношений [между большевистскими вождями и немцами] не существовало вообще». Он дает характеристику некоторым из них: «… откровенное удивление Людендорфа при известии о начале первого советского перемирия […]; телеграмму Кюльмана Мирбаху в Петроград в начале января, указывающую, что он должен быть готов к отъезду, так как переговоры вскоре могут быть прерваны […]; признание Кюльмана в середине января в телеграмме Циммерману из министерства иностранных дел, что у него (Кюльмана) нет никаких возможностей настаивать на лучшем отношении к прибалтийским немцам со стороны русских коммунистов, но что он поднимет этот вопрос в Брест-Литовске, как только сможет […]; и особенно прямой отказ Германского министерства иностранных дел, 24 января 1918 г., от предложения посредников в Стокгольме предоставить большевикам скрытый кредит для ускорения переговоров в Брест-Литовске…» [383]

Кеннан уверен, что, если бы существовал некий договор, то следы от связей все равно бы остались: «Предположить, что немцы, которые в это время готовили свое большое окончательное наступление на западе и крайне нуждались в установлении ясной и надежной ситуации на востоке, не использовали бы до крайних пределов такой секретный канал, дававший им власть над большевиками, как указывают эти документы, является полным абсурдом. [...] Надо также отметить, что, если бы такие предполагаемые отношения связывали бы немцев с большевиками, они не замедлили бы стать предметом рассмотрения немецкого парламентского расследования причин развала Германии в 1918 г. Это расследование подвергло самому тщательному рассмотрению политические установки высшего немецкого командования на переговорах в Брест-Литовске, к чему любые секретные каналы влияния на большевиков имели бы прямое отношение. Однако никакого упоминания о документах Сиссона или положении, ими предполагаемого, не отмечалось ни разу в течение этого продолжительного и интенсивного расследования, участники которого имели доступ ко всем секретным немецким сводкам» [384]. Это ценные свидетельства человека, понимающего, что информация, проходящая по бюрократическим каналам, не может не оставлять следов.