Миф о «немецких деньгах большевиков» — памятник мракобесию

В противовес всем начальникам спецслужб только бывший глава полиции Белецкий (кстати, именно ему и адресовал свои кляузы Бурштейн) решительно повторил некоторые выдумки, ничем не подкрепляя их [238]. Позднее большевистский комиссар по тюрьмам вспоминал, что премьер Керенский засаживал Белецкого в карцер, добиваясь признания того, что Ленин был агентом охранки, но такого даже Белецкий не мог выдумать [239].

Белецкий во многом ссылался на слова провокатора Малиновского, чья фамилия фигурировала и в обвинительном заключении, и чьей деятельностью интересовалось следствие. Этот сюжет побочен для нашей темы, но кратко о нем сказать нужно. Наличие провокаторов в революционном движении компрометирует, конечно, не движение, а внедрявшую их полицию и содержавший такую службу романовский режим. Не зря специалист по истории охранки З.И. Перегудова отметила «крайне невысокое состояние полицейской морали», указав, что «причина неэффективности, “застоя” и упадка была отнюдь не в самих полицейских учреждениях, а в режиме, в рамках которого им приходилось действовать» [240].

Прибегая к методу провокаторства, полиция не пресекала то, что сама и оценивала как политические преступления, а способствовала им. В случае с Малиновским это была определенная помощь со стороны полиции в избрании его в Госдуму, а затем — предоставление ему возможности озвучивать большевистские идеи с думской трибуны. Малиновский сообщал служителям режима сведения о подполье и выдавал отдельных революционеров, но в то же время привлекал к большевикам сторонников, помогал в доставке «Правды» из-за рубежа (он был единственным социал-демократическим депутатом, который перевозил нелегальную газету через границу). Поэтому стоит согласиться с Лениным, для которого вся история с Малиновским была тяжелым ударом, что большевики больше, чем охранка, выиграли от действий провокатора [241]. Суть не в отдельном эпизоде успешного внедрения агента, а в том, что называется тотальностью: охранка выполняла рутинную чиновничью работу и собирала сведения о партии для того, чтобы оправдывать смысл собственного существования и продолжать заниматься тем же; большевики же работали на слом этой системы, и провокаторы в целях получения доверия подлаживались под эту работу и тем самым вносили вклад в дело борьбы. Нарастающее революционное движение смогло направленные против него усилия охранки хотя бы частично нейтрализовать и обернуть в пользу для себя. Речь не идет о сотрудничестве с охранкой, о махинациях в духе Азефа. В качестве еще одного примера можно привести рассказ питерских рабочих-большевиков, которые на своих плечах вынесли партию в эпоху реакции, о жизни подполья в годы мировой войны: пролетарии испытывали нехватку интеллигентных партийцев, которые могли бы составить листовку для заводов, и в основном они были написаны Черномазовым, оказавшимся провокатором, но это не помешало партийцам продолжать распространять эти тексты, которые делали свое дело независимо от личности их автора [242]. Те же рабочие рассказали, что и других провокаторов они вычисляли, отсекали их от самых тайных дел и использовали в своих интересах. И не зря авторы с иронией отметили, что издаваемый ими подпольно агитжурнал, который они печатали очень качественно благодаря собственной смелости и смекалке, вызывал подозрение у не имевших своей печати эсеров: раз так добротно выглядит, уж не охранкой ли он сделан? [243] Но нынешний мещанин, сам ничего не умеющий делать хорошо и бескорыстно, также будет лопотать о необходимости больших денег и связей.

Антисоветская буржуазная пресса в 1917 г. пыталась сообщениями о провокаторах опорочить партию: уже в начале марта была запущена первая газетная антиреволюционная кампания — клевета на большевиков в связи с разоблачением вышеупомянутого Черномазова, которого тем не менее раскрыли сами большевики. Но способная промышлять только подобными грязными новостями, эта пресса отправилась вскоре вослед охранке. Эти публицисты могли демонстрировать крепость задним умом, но даже такой известный знаток провокации как Бурцев, обвиняя в 1917 г. большевиков в недолжным образом проведенном расследовании дела Малиновского, забывал при этом упомянуть, что созданная ими комиссия в 1914 г. обращалась к нему самому, и он не нашел оснований считать Малиновского провокатором [244].

В конечном итоге, все поиски следствием признаков шпионажа и агентурной работы большевиков завершились ничем.