По сути, часы явились прообразом всевозможных автоматов: практически все, чего можно достичь с помощью автоматов и чего мы ожидаем от них, было впервые осуществлено в часовом механизме. В постепенном превращении огромных кафедральных часов XVI столетия в крошечные наручные часы «с автоматическим заводом», с их функциями календаря и будильника, тоже можно увидеть самый ранний пример процесса миниатюризации, которой сегодня так гордится (и небезосновательно) электронная технология. Автомат времени в форме часов — лучший образчик всех более крупных систем автоматизации.
Итак, между XII и XVI веками были сделаны все ключевые изобретения, на основании которых предстояло выстроить целое полчище новых машин, совершив первый шаг к созданию нового типа мегамашины: это водяная и ветряная мельницы, увеличительное стекло, печатный станок и механические часы. От указанных изобретений в значительной степени зависели все позднейшие технические успехи, в корне отличные от достижений более ранних индустриальных культур. Именно благодаря этим новым техническим достижениям ученые XVII века обрели реальную возможность совершить то, что позднее назовут мировой революцией, и что, во всех своих главных посылках и целях, странным образом обнаруживало сходство с «эпохой пирамид».
В уме Леонардо да Винчи (1452–1519), одного из крупнейших интеллектуалов великой эпохи, рядом с идеальными размышлениями соседствовало множество практических изобретений. Леонардо и его современники, художники и инженеры, еще в XVI веке продемонстрировали, сколь многие технические достижения нашей собственной эпохи уже предвкушались в воображении и даже порой испытывались на настоящих моделях или в чертежах.
Сегодня все знакомы с многочисленными дерзкими, но в то же время поразительно практичными замыслами Леонардо и с его не менее практичными предвидениями, — а в числе прочего, и с его неудачной «большой птицей». Последняя являлась, в сущности, планером с неподвижными крыльями — не удавшейся по причинам, которые вскоре предстояло объяснить современнику Леонардо, Борелли, проводившему замечательные исследования передвижения животных и, в частности, анатомии птиц. Даже если бы Леонардовы крылья были легкими как перья, чтобы махать ими, потребовались бы столь же мощные грудные мускулы, как те, что пропорционально величине тела развиты у птиц.
Почему-то, воздавая должное Леонардо как изобретателю и инженеру, ученые обычно замалчивали, что он был весьма встревожен собственными механическими фантазиями. Подобно Роджеру Бэкону, Леонардо тоже предсказывал в загадочных выражениях (как будто видя все это во сне), что «люди будут передвигаться, не двигаясь [автомобиль], говорить с отсутствующими [телефон], слышать тех, кто не разговаривает [фонограф].» Но в другой своей фантазии, облеченной в форму письма, он создает образ жуткого чудовища, которое нападет на человеческий род и истребит его. Хотя Леонардо наделил это чудовище осязаемым гигантским недочеловеческим обличьем, злодеяния монстра, пожалуй, слишком напоминают чудовищные научно разработанные способы уничтожения людей, имевшие место уже в нашу эпоху. Неуязвимость самого чудовища к нападениям лишь довершает картину сходства с переносимым по воздуху атомным, бактериальным и химическим оружием, которому сегодня под силу уничтожить все человечество. Описание Леонардо, напечатанное в переводе его дневников, выполненном Маккерди и озаглавленном «Сказки», необходимо привести здесь целиком.
«Увы, сколь много раз пытались нападать на этого свирепствующего демона, но ему все нипочем. О злосчастные люди, не помогли вам ни неприступные крепости, ни высокие стены ваших городов, ни многочисленные полчища, ни ваши дома и дворцы! Не осталось иного места, кроме малых щелей и подземных пещер, где, словно крабы, сверчки и другие подобные существа, могли бы вы обрести укрытие и средство спасения. О, сколь многие злосчастные матери и отцы лишились своих чад! Сколь многие женщины лишились своих возлюбленных. Поистине, друг мой Бенедетто, не верю я, что с той поры, как был сотворен мир, так сетовали и стенали люди, объятые столь великим ужасом. Поистине, роду человеческому в таком бедствии приходится завидовать всем иным живым созданиям... Ибо нам, злосчастным смертным, не суждено спастись бегством: чудище, ступая вперед медленно, намного превосходит по скорости быстрейшего из бегунов.
Не знаю я, что говорить или делать, ибо повсюду мне представляется, будто я плыву со склоненной головой внутри чьей-то могучей глотки и сам не различаю собственной смерти, найдя погребение внутри огромного чрева.»
Разумеется, невозможно доказать, что эти кошмары являлись оборотной стороной других, исполненных надежд, мыслей Леонардо о будущем: однако современники последней половины столетия, испытали на себе и механические триумфы, и принесенный ими человеческий ужас; к тому же мы знаем — даже лучше, чем Леонардо, — что историческая действительность во много крат превзошла предугаданные им злодеяния.