Миф машины

Но процесс наделения труда нравственным смыслом и объединения его со всеми прочими видами человеческой деятельности так никогда и не был доведен до конца. Ибо одно универсальное установление средневековой эпохи в Западной Европе — христианская Церковь — в критический момент XIV века обратило все свое могущество на поддержание сил, специализировавшихся на власти — абсолютизма, милитаризма и капитализма, — оторванных от общественных интересов монастыря, гильдии и свободного города. Взаимодействуя между собой, эти институты, пусть, быть может, и ненамеренно, заложили фундамент дегуманизированной технологии, а в конце концов — и чего-то такого, что оказалось еще более роковым: нового мифа машины. Попробуем проследить, как начинался этот процесс.

5. Механизация мамоны[96]

Разработка автоматических источников власти — одна из важнейших заслуг монашества, другая его заслуга — по мнению сведущего историка-медиевиста Г. К. Коултона, — создание капиталистического предприятия в современной систематической форме. Но если монашество изначально посвящало себя одной-единственной цели — стремлению к спасению отдельной души, — то капитализм в его ортодоксальной форме посвящал себя прославлению Маммоны и стремлению к спасению более ощутимого рода, расширяя возможности получения прибыли, накопления капитала и безудержного потребления.

Сосредоточившись на своей цели, капитализм в первую очередь, разумеется, принялся за низвержение требовавших самоограничения и воздержанности обычаев всех «осевых» религий. Тот факт, что изначальная монашеская установка на отказ от мирских радостей и самоотречение могла породить свою капиталистическую противоположность — жадность и страсть к накопительству, — не удивил бы Карла Маркса, однако это остается одним из наиболее противоречивых поворотных моментов истории.

Разумеется, капитализм — отнюдь не современное явление. Здесь мы понимаем под капитализмом перевод всевозможных товаров, услуг и энергий в отвлеченные денежные понятия, причем основным предметом приложения человеческих сил становятся деньги и торговля, а выгоду получают прежде всего собственники, которые идеально подготовились к тому, чтобы рискнуть своими сбережениями, вложив их в новые предприятия, и жить на доходы от уже действующих промышленных и торговых организаций. При такой трактовке капитализма можно считать, что он впервые появился в зачаточной купеческой форме уже вскоре после возникновения царской власти и стал принимать все более четкие корпоративные формы по мере роста капиталовложений. Хотя возможность получения прибыли впервые появилась благодаря контролю над землями и взиманию арендной платы, капиталистические предприятия со временем распространились и на такие области, как кораблестроение, морская торговля, разработка копей и выплавка металлов, которые требовали крупных вложений, — при том условии, что эти предприятия оставались слишком маленькими или слишком сложными, чтобы ими могла управлять неуклюжая государственная бюрократия.

По мере более глубокого знакомства с древними месопотамскими и египетскими документами, начинает представляться вероятным, что частному капитализму (если не частному бартеру) мог предшествовать государственный капитализм, при котором купец выступал в роли государственного чиновника; начиная с XIII века капитализм многое перенял от дисциплины монашеской организации, но при этом он лишь следовал более ранним обычаям регламентации, установленным первоначальной мегамашиной. Капиталистов — землевладельца, купца, перекупщика — на этих ранних стадиях можно (пусть немного нелицеприятно) уподобить шакалам, которые кормились менее привлекательными остатками царской львиной добычи.

Действительно, торговля, промышленность и банковское дело долгое время оставались зависимыми от власти суверена. Их прибыль и привилегии постоянно сходили на нет во время войн, когда разрушались города и разграблялись храмы, сокровищницы и дома богатых горожан, а в мирное время не давали покоя непрерывные вымогательства, поборы и неоправданно обременительные налоги, сумму которых нередко намеренно завышали нечестные чиновники-мытари.

Чтобы достичь процветания, меркантильному капитализму приходилось охватывать своей деятельностью регион столь же обширный, как какая-нибудь империя, и рисковать средствами куда большими, чем отваживался кто-нибудь из купцов-одиночек. Капиталистам требовались особые проницательность, ловкость, изворотливость и предприимчивость, чтобы избежать всех мыслимых опасностей; и не удивительно, что уже с самых древних времен алфавит, чеканные монеты и арабские цифры заносили в новые края чаще всего именно люди, промышлявшие внешней торговлей или эксплуатацией колоний. Марко Поло не был ни первым, ни последним из таких искателей приключений; а Якоб Фуггер, Ротшильд и Джон Д. Рокфеллер, каждый в свою эпоху, явились воплощениями этого человеческого типа.