"Быть всегда первым и стремиться быть впереди других" - появилось на сцене мировой истории, борется против подрыва собственного. Как сказал великий Теогнис: "Деньги смешивают кровь благородных и неблагородных и что таким образом расу, которую строго оберегают у ослов и лошадей, у людей оскверняют". Как в Горгии" (Gorgias) Платон тщетно побуждает Калликла (Kallikles) обнародовать мудрейшее Евангелие: "Закон природы хочет, чтобы более значительное господствовало над мелочным". Правда иным является "наш (афинский) закон" по которому дельных и сильных, молодых, как львы ловят, чтобы при помощи "магических заклинаний и обмана" ввести в заблуждение. Но когда кто-то снова поднимается, он растаптывает все эти ложные магические средства и, сияя, идет навстречу "праву природы". Но тщетным было это стремление к героическому расовому человеку: деньги и с ними недочеловек уже победил кровь. Эллин начинает беспорядочно заниматься торговлей, политикой, философией, опровергает то, что вчера превозносил; сын забывает о почтении к отцу, рабы всех частей света кричат о "свободе", провозглашается равноправие между женщинами и мужчинами. Под знаком этой демократии - как насмешливо замечает Платон - ослы и лошади толкают людей, которые не хотят уступить им дорогу. Войны сокращают численность поколений, происходит приток все новых граждан. "При нехватке мужчин" совершенно чужие становятся "афинянами", как позже восточные евреи - гражданами "немецкого" государства. И, жалуясь, говорит Исократ (Isokrates) после экспедиции в Египет (485), увидев, что семьи величайших домов, которые выстояли персидскую войну, истреблены: "Но превозносить следует не тот город, который со всех сторон наобум собирает много граждан, а тот, который с самого начала получает от поселенцев расу". "И не может быть иначе", - с огорчением констатирует Якоб Буркхард: "С наступлением демократии внутри них (греков) царит постоянное преследование тех индивидуумов, которые могут что-то значить!.. Далее следует неумолимость по отношению к таланту…"* Но эта демократия является не народной властью, а властью Малой Азии над греческими кланами, рассеивающими своих людей и силы. Всюду, ставшие безудержными выродки рода человеческого, царят над изнеженными гоплитами, которые не были усилены родственным по расе сельским населением. Бессовестные демагоги натравливают массы на римлян, чтобы позднее взаимно выдавать им друг друга. Однако при их приближении началось жалкое массовое бегство из находившихся под угрозой городов с появлением позже пословицы: "Если бы мы не пали так быстро, нам бы совсем не было спасения". В безумии "снова создать" страну началась хаотическая демократия с амнистией, прощением долгов, разделением земли и все стало еще более беспорядочным, чем когда-либо. В кровавых экономических войнах города уничтожались или пустели в результате ухода эллинов во все части тогдашнего мира. Это была культурная подпитка жестоких народов в сочетании с характерным упадком и физическим уничтожением. Там, где раньше стояли цветущие города, свободные греки боролись на стадионах, и сверкающие храмы свидетельствовали о созидательном духе, более поздние путешественники находили пустые руины, безлюдную землю, развалившиеся колонны, и только пустые пьедесталы свидетельствовали о статуях героев и богов, которые когда-то на них стояли. Во времена Плутарха едва ли можно было поднять еще 3000 гоплитов и Дио Крисостомос замечает, что тип старого грека стал крайне редким явлением: "Не течет ли Пеней по пустынной Фессалии, а Ладон по опустошенной Аркадии?… Какие города более пустынны, чем Кротон, Метапонт и Тарент?" Опустошенными лежали Гизия (Hysii), Тиринс (Tiryns), Азина (Asine), Орнея (Omei); храм Зевса в Немее упал, даже в гавани Науплии (Nauplii) не было людей; от Лазедэмона, насчитывавшего "сто городов", осталось тридцать деревень; в мессенийской области Павсаний описывает развалины Дориона и Андании; от Пилоса остались руины, от Летриноя (Letrinoi) еще несколько жилищ; "большой город" (мегаполис) в Аркадии был "большим запустением"; от Мантинеи, Орхомена, Гереи, Мэналоса (Minalos), Кинэта (Kynitha) и т.д. оставались лишь жалкие следы; Ликосура сохранила городскую стену, в Орестазии (Oresthasion) только колонны храма поднимались в небо, акрополь Азеи (Asea) был разрушен до основания стен… Разрушены были Дафнус (Daphnus), Анея (Aneia), Каллиарос (Kalliaros), когда-то прославленные Гомером; Олеанос (Oleanos) был стерт с лица земли, украшения Эллады, Калифона и Плевриона сгинули, а Делос был так опустошен, что когда Афины послали туда охрану для тамошнего храма, она составляла там все население…
* История греческой культуры. Т. IV. с. 503.