МИФ ХХ ВЕКА

То же самое относится к анализу экономической борьбы внутри народной целостности. Забастовка и локаут взаимно обусловливают друг друга. Если разрешено одно, нельзя запрещать другое. Если промышленник имеет право отказать в возможности получить работу, то и рабочий имеет такое же право забрать у него свою рабочую силу. И в частности, организованно, потому что только тогда обе стороны будут иметь соотношение 1:1.

Забастовка и локаут в своей сегодняшней форме являются детьми либералистской идеи. Первая ничего общего не имеет с социализмом, второй - ничего общего с национальной экономикой. Обе части исходят из понятия "я" или класса и их интересов, без учета народной целостности. Прежняя служба третейских судей социалистического министра была посмешищем и только показывала, как безнадежно безыдейно использовался государственный аппарат. Существовало даже опасение, что здесь будут приняты диктаторские меры, потому что это обусловливало понятную ответственность демократического государственного министра труда. Но это доказало тогда меру нашей беспомощности перед мировым капиталом без возможности завуалировать этот факт и переложить вину на чужие плечи. Этого финансовые марксисты боялись по очень понятным причинам.

В результате немецкая творческая нация стала жертвой трех факторов: промышленности, подстрекаемых ремесленников и беспомощного министерства демократического и социал-демократического тома.

Ответственными за великий кризис были наши прежние правительства и партии, на которые они опирались: то есть весь рейхстаг.

Предприниматели, завод и рабочие - это не индивидуальности сами по себе, а члены органичного целого, без которого все они в отдельности ничего не будут значить. Поэтому в силу необходимости свобода действий как предпринимателя, так и рабочего были ограничены настолько, насколько этого требуют общие интересы народа. Поэтому могут наступить времена, когда стачка и локаут будут запрещены. Однако это может произойти только если вступающая в действие правительственная власть сама не вышла из чисто заинтересованных групп. Но отсюда следует далее, что парламентаристская смесь экономического индивидуализма и партийной политики была раковой опухолью нашего проклятого существования до 1933 года, что поэтому социальный вопрос никогда не мог быть услышан социал-демократией, еще меньше коммунизмом, который всю жизнь хотел поставить с ног на голову, объявив часть целым, и еще в меньшей степени его могли услышать и принять во внимание те "национальные" экономические мощности, которые отказали уже в 1917 году, а сегодня представляются еще более бессильными. "Социальным вопросом я не занимался никогда, главное было, чтобы дымили трубы", - сказал Хуго Штиннес 9 ноября 1918 года господину фон Сименсу. Так "думает" и сегодня еще часть германской тяжелой промышленности, которая так же культивировала классовую борьбу "сверху".

Так умирают, если смотреть с этой стороны практической жизни, на наших глазах в страшных муках старый псевдонационализм и старый псевдосоциализм. Оба были и сейчас остаются противоестественно связанными с "экономической демократией", отравлены ею, и противоядием для них могут быть только новый национализм и новый социализм, которые обеспечат готовность новой государственной идеи органичной в расовом плане.