МИФ ХХ ВЕКА

* Отблеском сознания Эккехарта является также Ангелус Силезиус (Angelus Silesius), но уже подвергшийся церковному процессу сентиментализации, особенно, когда он после периода "измены" вновь вернулся к единственной дарящей блаженство Церкви (1652 год). Все-таки время от времени в нем проскакивает светлая "искра", которую величайший мастер раздул до пламени. "Я знаю, что без меня Бог не сможет прожить ни секунды, пропаду я, ему придется испустить дух от нужды". "Я так же велик, как Бог, он так же ничтожен, как я: он не может быть выше меня, я не могу быть ниже его!" Эти слова возвещают о первых шагах души, с которых начал свой жизненных опыт каждый истинный и стойкий религиозный человек арийского происхождения. "Я тоже сын Божий" - делает Силезиус вывод из констатации подобия Богу и свободы души, чтобы потом подчеркнуть взаимную обусловленность: "Бога во мне так много, как и меня в нем. Я помогаю ему сохранить свою сущность, а он мне". Из центрального переживания души для Ангелуса вытекает также ничтожность нрава: "Сочинение есть сочинение, больше ничего. Мое утешение - это мое бытие / И то, что Бог во мне говорит слово вечности": после чего он поднимается до высоты заявления о том, что весь мир - это игра, которую затевает божество". Ангелус Силезиус тоже не хочет молить н обманывать небо, а хочет его "завоевать", "атаковать" и наконец находит успокаивающий полюс в себе самом: "Кто в себе заключает честь, тот не ищет ее снаружи / Если ты ее ищешь в мире, то она у тебя еще снаружи".

Эти аристократические признания души этого "херувимского путешественника" нарушаются теперь большим количеством незначительных, слабовольных изречении, которые кажутся тем неприятнее, чем ближе подходишь к концу. Очевидно Силезиус влюбился в язык своего более раннего времени и затем сам через двадцать лет разбавляет водой мистическое и церковной "назидательности".

3

Новая архитектоника души. - "Аристократическая душа" выше любви, смирения, сострадания, милости. - Уединение выше чем любовь. - "Быть единым с самим собой". - "Свободен от чужих идей". - Новое толкование и отклонение церковных вероучений. - Отклонение греха и раскаяния.

Но свобода эккехартовой души обусловливает другую оценку не только жизни и деятельности, но и высочайших идеалов римской Церкви, традиционной Церкви вообще, то есть всему тогдашнему и сегодняшнему общественному миру. Ибо, если признать "благородную душу" как высшую ценность, как ось, на которой собирается все, то идеи любви, покорности, милосердия, пощады и т.д. отойдут на второй и третий план. И здесь Эккехарт не боится прислушаться к голосу "искорки" и беззаботно высказать то, что подсказывает ему его душа. Ему, конечно, нет необходимости специально подчеркивать, что он мало ценит любовь, покорность, сострадание и учение о милосердии. Более того, в его проповедях мы находим прекрасные слова по поводу этих идей, но он ненавидит слащавую восторженность, вялые "прекрасные чувства", короче, всю духовную неустойчивость. Его учение о любви - это представление любви как силы, которая знает свое равенство с божественной властью, за которую она борется; любовь должна "пробиться через вещи", потому что только "ставший свободным дух поворачивает Бога к себе". Теперь следует себе представить, что значило для доминиканского приора в начале XIV века перед лицом управляющей миром нетерпимой Церкви предпринять переоценку действующих высших ценностей и даже отважиться на попытку представить скромным верующим положительную новую высшую ценность. Это не могло произойти в открытом выступлении против Рима, а только при помощи образного представления духовного опыта. Из этого опыта вытекает проповедь Эккехарта об "отрешенности души", может быть, самое лучшее вероучение сознания германской личности.