* Это человеческое величие, оказывающие всему моральную поддержку, находит враждебную противоположность в самомнении священников. Одни из величайших ораторов века, интересный впрочем монах-францисканец Бертольд фон Регенсбург, говорил, когда он увидел деву Марию вмести с небесным войском и рядом с ними стоящего священника ему захотелось упасть ниц прежде всего перед ним. "Когда священник пришел туда, где сидели моя любимая святая Мария и все небесное войско, все встали перед священником". Далее: "Кто принимает но нраву сан священника, тот имеет такую большую власть, которая никогда не имели император или король… Для того, кто покоряется власти священников - даже если он совершил очень большой грех - священник может сразу закрыть ад и открыть небо…"
В своей проповеди по поводу первого письма Иоанна Эккехарт говорит: "Я решительно заявляю, пока ты делаешь свои дела ради Царства Небесного, ради Бога или ради собственного блаженства, то есть с внешней стороны, ты действительно не на том пути… Тот, кто мнит в отрешенности, в молитве, в томных чувствах или других приближениях получить от Бога больше, чем от огня в очаге или от хлеба, тот Бога берет, набрасывает ему на голову плащ и запихивает его под лавку. Если спросить настоящего мужчину: "Почему ты делаешь свои дела?", - чтобы ответить правильно, он скажет: "Я работаю, чтобы работать". Учение о праведности Эккехарт расценивает как нашептывание черта, а что касается молитвы, об этом говорится в конце При великом обращении ко всем: "Люди часто говорят мне: "Попросите Бога за меня!" Тогда я думаю про себя: "Почему вы выходите? Почему не остаетесь при себе? Вы все носите действительность в себе в соответствии с сущностью! В том, что мы должны оставаться в себе, в сущности и владеть всей действительностью без посредничества и различия в настоящем блаженстве, да поможет нам Бог".
Итак Эккехарт - это священник, который попов исключает, который всю свою деятельность собирается направить на то, чтобы открыть путь ищущему, равному ему по сущности к правам человеку, который не хочет порабощать душу, не соглашаясь на ее вечную зависимость от папы и Церкви, а стремится познать ее скрытую красоту, ее благородство и ее свободу, т.е. оживить сознание чести. Потому что честь в конечном итоге - это нечто иное, как свободная, красивая и благородная душа.
То же стремление возвысить человека становится заметным, когда Эккехарт отвергает ссылку на человеческую слабость: "Так можно и нужно следовать нашему Господу по мере своей слабости и нельзя думать, что этого невозможно достичь". И снова человек ободряется, не подавляется, причем Эккехарт с насмешкой вспоминает о праведности: "И особенно следует избегать всякой особенности, будь то в одежде, еде, речи с употреблением возвышенных слов или особенных жестов, которые ничего не дают". За отклонением этих внешних атрибутов следует, однако, самое четкое утверждение права истинной личности: "Ты должен знать, что особая сущность тебе не заказана. Есть много таких особенностей, которые иногда и у некоторых людей следует сохранять. Потому что тот, кто является особенным, тот особенное и совершать должен, много раз и различными способами". Этим исключение переносится не на должность и священников (которые являются неприкосновенными, даже если являются преступниками), а исключительно ориентируется на величие души определенного человека. Снова антиримский, сознательный поворот внутрь немецкого.
Однажды Иисус заставил больного в субботу встать и нести свою постель, по поводу чего благочестивые лица страны подняли большой крик. А Иисус ответил с выражающей превосходство усмешкой: "Суббота существует для человека, а не человек для субботы", - следовательно, человек является господином субботы. Последователи иерусалимских кабинетных ученых придерживаются строгого соблюдения всех "благочестивых упражнений" независимо от того, участвует ли в этом человек внутренне или нет. Обращаясь к ним Эккехарт говорит: "Поверьте мне, к совершенству относится то, что возвышает человека в одном деле, то, что все его дела сливаются в одно дело. Это должно происходить в Божьем царстве, где человек и есть Бог. И вещи будут отвечать ему на божественном языке, ибо человек - господин своих дел".
Это отношение к внешней деятельности более чем однозначно. Так же четко Эккехарт отвергает все те добродетели, которые пытались расхваливать или отвергать как мистические с неустанным терпением. Эккехарт продолжает насмехаться над самоотверженным экстазом, "томными чувствами" и ничто так не показательно для него, как его интерпретация слов Христа о Марте и Марии.