— Хорошо, да. С начала. Верно. Как раз с начала и следует. Сядь. — Зевс указал на упавшее дерево и забегал туда-сюда перед Прометеем, а тот, прежде чем усесться, вгляделся в кору — нет ли муравьев. — Так. Вспомним, как все начиналось.
Прометей осторожно кивнул.
— Гея с Ураном, запустившие творение катастрофического уродства в виде твоего племени — титанов…
— Эй!
— …а затем появились нимфы и духи, бесчисленные мелкие божества и чудовища, и звери, и всякое-разное, и, наконец, кульминация. Мы. Боги. Совершенство небес и земли.
— После долгой кровавой войны с моим племенем. Которую я помог вам выиграть.
— Да-да. Но в результате все хорошо. Повсюду разразились мир и процветание. И все же…
Зевс выдержал такую долгую паузу, что Прометею пришлось ее прервать:
— Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе не хватает войны?
— Нет, дело не в этом… — Зевс продолжил сновать туда-сюда перед Прометеем, как учитель, наставляющий класс из одного ученика. — Ты, наверное, заметил, что я последнее время какой-то не такой. Я тебе объясню, почему. Тебе известно же, что я иногда парю над миром, обернувшись орлом?
— Выискиваешь нимф?
— Этот мир, — продолжил Зевс, делая вид, что не услышал, — красив до чрезвычайности. Все на своих местах — реки, горы, птицы, звери, океаны, рощи, равнины и ущелья… Но ты понимаешь, гляжу я вниз, и мне горестно от того, какой этот мир пустой.
—
— Ох, Прометей, ты и понятия не имеешь, до чего скучно быть богом в совершенном и окончательном мире.
—
— Да, скучно. Я это недавно понял — что мне скучно и одиноко. «Одиноко» в более масштабном смысле. В космическом. Я космически одинок. И вот так оно будет веки вечные? Я на троне на Олимпе, молнии — у меня на коленях, а все кланяются и лебезят, поют хвалы и клянчат одолжений? Вечно. И в чем тут потеха?
— Ну…
— Вот честно, тебя бы тоже от этого тошнило.
Прометей поджал губы и задумался. Что верно, то верно: своему другу на имперском троне и всем его заботам и нагрузкам он никогда не завидовал.
— Предположим, — продолжил Зевс. — Предположим, я заведу новый род.
— Род соревнований в Пифийских играх?
— Нет, не соревнований. Род жизни. Новую разновидность
— С одной головой?
— С одной головой. С двумя руками. Похожий на нас во всем, а еще у них будет — ты же умник, Прометей, как называется эта наша черта, что возвышает нас над животными?
— Руки?
— Нет, которая подсказывает нам, что мы существуем, которая сообщает нам ощущение себя самих.
— Сознание.
— Точно. Эти существа должны быть
— То есть… — Прометей хмурился от напряжения, пытаясь сложить в уме связную картинку. — Род, подобный нам?
— Именно! Хоть и не такой рослый, как наш. И все они будут мое творение. Ну, наше.
—
— У тебя руки золотые. Ты у нас почти Гефест. Мысль такая: ты слепишь этих существ из… из глины, допустим. Чтобы получились по образу и подобию нашему, анатомически точно, во всех подробностях, но помельче. А следом мы их оживим, подарим им жизнь, понаделаем копий и выпустим в природу — и поглядим, что получится.
Прометей поразмыслил над затеей.
— А общаться мы с ними будем? Разговаривать, бывать среди них?
— В этом-то как раз все дело. Завести умственно развитое — ну, полуразвитое — племя, чтоб восхваляло нас и нам молилось, чтобы с нами играло и развлекало нас. Подчиненный, обожающий нас род наших маленьких копий.
— Мужчин и женщин?
— Ох, небеси, нет, только мужчин. Вообрази, чтó Гера иначе скажет…
Прометей, само собой, запросто мог вообразить отклик Геры, если бы мир вдруг обжили дополнительные женщины, с которыми ее блудливый муженек будет путаться. Титан видел, что Зевс из-за этой своей великой затеи очень взбудоражился. А уж раз вбив себе что-то в голову, даже что-то настолько невиданное и причудливое, как сейчас, Зевс с дороги не сворачивал, хоть гекатонхейров с гигантами вместе взятых насылай.
Прометей в общем не был против этого замысла. Увлекательный эксперимент, решил он. Игрушки для бессмертных. Если вдуматься, вполне очаровательно. У Артемиды ее гончие, у Афродиты — голуби, у Афины — сова и змея, у Посейдона и Амфитриты — дельфины и черепахи. Даже Аид держал собаку — пусть и совершенно омерзительную. Начальнику богов очень пристало измыслить свой особый вид любимца — умнее, преданнее и обаятельнее всех прочих.
Замесить и обжечь