Миф. Греческие мифы в пересказе

Владычица неба берет его за руку. Она довольна. Они с ее беспутным мужем провели Беседу. Никаких больше новых богов. Никаких совращений и беременностей у нимф или титанид. Додекатеон составлен, и Зевс теперь займется серьезным делом — укреплением своей вечной власти. Она, Гера, всегда будет рядом, чтобы поддержать и направить его, проследить за порядком и соблюдением приличий.

Зевс оглядывает десять улыбающихся богов, что воссели перед ними, чувствует, как Гера сжимает его ладонь, и понимает, чтó именно это крепкое пожатие означает. Он приветствует толпу прощенных титанов и полуобморочных нимф, собравшихся внизу. Циклопы, гиганты, мелии и океаниды толкают друг дружку, чтобы лучше видеть. Застенчиво трепещут хариты и оры. Низко кланяются Аид, эринии и прочие темные существа преисподней. Триста рук гекатонхейров машут в знак свирепой приверженности.

Итак, чтобы возвестить о начале Правления Двенадцати, Гестия сходит с трона и возжигает масло в громадной сияющей чаше из кованой меди. Великий вопль ликования разносится по горам. В вышине парит орел. По небу раскатывается гром.

Гестия возвращается на трон. Зевс наблюдает, как она спокойно разглаживает платье, и переводит взгляд на других, по очереди. Посейдон. Деметра. Афродита. Гефест. Арес. Афина. Артемида. Аполлон. Гермес. Эти боги и все мироздание склоняются пред ним. Все его враги повержены, уничтожены, заточены в узилище или укрощены. Он создал империю и правление, каких мир не видывал доселе. Он победил. И при этом ничего не чувствует.

Зевс глядит вверх и на дальней кромке хребта видит очертания на фоне неба, фигуру, чьи темные одеяния плещут на ветру. Явился отец его Кронос. Лезвие его серпа ловит блик от пламени внизу, Кронос помахивает своим орудием, словно маятником. Хотя даже Зевс не в силах разглядеть с такого расстояния и в таком сумраке, он уверен, что на осунувшемся и иссушенном лице его отца — жестокая, насмешливая гримаса.

— Маши, Зевс. И ради всего небесного, улыбайся! — Герино раздраженное бормотание отвлекает его. Он вновь вскидывает взгляд, но силуэт отца уже исчез. Быть может, он Зевсу пригрезился.

И вновь крики ликования. К грому небес добавляется рокот самой земли. Поздравления шлют Гея и Уран. А может — предупреждают. Ликование не прекращается. Все живое боготворит и обожает его. Этот день должен быть счастливейшим в его жизни.

Чего-то не хватает. Чего-то… он хмурится и размышляет. Внезапно исполинская молния рушится с небес и бьет в землю — свирепо клубится дым и жженая пыль.

— Не надо так, милый, — говорит Гера.

Но Зевс не слушает. У него есть мысль.

Игрушки Зевса Часть первая

Прометей

Я же упоминал Прометея, сына Иапета и Климены. Для обаятельности у этого предусмотрительного юного титана было все: силен, едва ли не раздражающе пригож, верен, предан, сдержан, скромен, наделен чувством юмора, участлив, воспитан и во всех отношениях увлекательный и чарующий собеседник. Всем он нравился, но Зевсу — особенно. Когда только позволяло Зевсово плотное расписание, эти двое уходили бродить по округе, болтая обо всем на свете — об удаче, дружбе и семье, о войне и судьбе и еще много о чем нелепом и мимолетном, как и положено друзьям.

Во дни перед вступлением в силу олимпийского додекатеона Прометей, обожавший Зевса в той же мере, в какой Зевс обожал его, начал замечать в друге перемены. Бог, казалось, стал угрюм и раздражителен, менее тяготеет к прогулкам, менее дурашлив и игрив и вообще склонен дуться и капризничать больше, чем пристало царственному, жизнерадостному и уравновешенному божеству, какого Прометей знал и любил. Титан списал это все на нервотрепку и старался не путаться под ногами.

Как-то раз поутру, примерно через неделю после великой церемонии, Прометей, полюбивший спать в высокой траве душистых лугов Фракии, почувствовал, что его будят, настойчиво дергая за пальцы ног. Он открыл глаза и увидел оживленного и освеженного Владыку богов: тот приплясывал перед Прометеем, как нетерпеливое дитя утром собственного дня рождения. Сумрак развеялся, словно туман на горной вершине, и фирменная жизнерадостность вернулась — удесятеренной.

— Подъем, Прометей! Подъем и айда!

— Ч-во?

— Сегодня затеем нечто замечательное, нечто, о чем весь мир будет вопить эпохи напролет. Оно прогремит в веках, оно…

— На медведей пойдем?

— На медведей? У меня великолепнейшая мысль. Давай же.

— Куда мы идем?

Зевс ответа не дал, а, приобняв Прометея, потащил его через поля в молчании, изредка прерываемом возбужденным смехом. Если бы Прометей не знал своего друга хорошенько, решил бы, что тот пьян от нектара.

— Эта твоя мысль, — попробовал он выведать. — Может, начнешь с начала?