Мятеж

Один такой шестопер вдруг угодил князю в забрало, хорошо этак угодил, аж в голове загудело, слава богу, личина оказалась крепкой, выдержала, а то б…

Помотав головой, Вожников едва не пропустил еще один удар, на этот раз – саблей… Правда, пришел в себя вовремя – тут же отбил и уж затем рассмотрел нападавшего, в коем тут же признал вождя инсургентов, атамана Хеврония по прозвищу Крест, расстригу. Ну да, куда ж такому деваться – только в разбойники да тати, какое общество расстригу примет? Один обет нарушил – Богу, что уж о государе говорить? Того кинуть, как два пальца… или два байта – как кому больше нравится.

Жилистый пиратский атаман, как видно, специально выискал князя, желая сразиться именно с ним, и теперь лихо размахивал кривой ордынской саблей, шалея от собственной лихости. Грудь его прикрывал расписанный цветастым восточным орнаментом панцирь, надетый поверх кольчуги, на голове же красовался неведомо как попавший в сии палестины бургиньот – открытый, с пластинчатым козырьком, нащечниками и чешуйчатым гребнем. Шлем этот придавал разбойничьему атаману явный усташающе-зловещий вид… невольно вызывающий у Егора хохот: больно уж расстрига походил на мини-ящера, этакого засушенного динозавра или вставшего на дыбы варана.

А бился бывший монах добро – только сабля на солнце сверкала, великий князь едва успевал удары отбивать, пока, наконец, не надоело – сам перешел в атаку, да так, что противнику мало не показалось!

С обеих сторон удары сыпались градом, звенели клинки, скрежетали зубы… а вот ударили друг о друга круглые небольшие щиты – оба одновременно громыхнули умбонами, после чего враги, отпрыгнув друг от друга, закружили, словно боевые петухи, что по праздникам показывали на ярмарках цыгане, устраивали драки на интерес, на денежки.

Бухх! – с глухим стуком вражеский клинок ударил в край щита, вовремя подставленного Егором, правда, в щите не застрял – расстрига вытащил свое оружие довольно проворно… а вот князь так не сумел, ударил слишком сильно, да, угодив в край, поздновато рванул назад саблю – вражина уже повернул щит, резко дернул… попавший в капан клинок изогнулся – вот-вот сломается… Егор встретился глазами с торжествующим взглядом разбойника, уже заносящего над головой саблю… и вдруг, отбросив собственный щит, ударил кулаком… Левой рукой, этаким хорошим свингом. Добре вражине прилетело, и главное – неожиданно, да еще рукой в латной перчатке.

Челюсть прямо вылетела – видно было, – да и глаза тут же закатились… Нокдаун! Нокдаун… Да нет – чистый нокаут уже!

– В полон! – пнув поверженного врага ногою, приказал князь. – Потом поглядим, что с ним делать.

Потеряв своего лихого атамана, разбойнички явно поумерили пыл – в те времена вожак был как знамя! Уронить его, убить – и полдела сделано, почти победа! Вот как сейчас… С чего же так рисковал князь Егор, лично бросаясь в битву? А черт его… Просто вот захотелось… Да и вообще, не поняли бы: как это, князь – и отсиживается где-то в кустах? Разве там место боевому стягу? Нет, не там, а в самой гуще битвы. Опять же – как сейчас… К тому же и видений никаких не было… окромя того мерзкого сна.

Раненых и пленных оставили на попечение княжича Василия Юрьевича и градоначальника Исмаила-мирзы, на них же возложили и похоронные обязанности – великому князю заниматься всем этим было некогда, следовало поспешить на выручку молодой и верной Руси ордынской ханше.

С победными криками, под восторженный рев избавленных от страшной участи горожан императорский флот, набирая скорость, ходко пошел вниз по реке, догнав основные силы у славного города Бельджамена, где князя настигла худая весть – объединенные войска Джелал-ад-Дина и других царевичей все ж таки взяли Сарай, захватив все богатства Орды и саму ханшу.

Вожников, честно говоря, закручинился: Айгиль в плену – это было плохо, и не только для самой правительницы. И дело здесь шло вовсе не о личной симпатии великого князя, а о том влиянии, каким ханша пользовалась среди большинства простого народа. Юную ханшу любили, именно при ней прекратились набеги хлыновцев, кровавые казни, своеволие беков и мурз. От того, чью сторону займет сейчас свергнутая правительница Орды, зависело очень многое – почувствовав свою выгоду либо находясь в, мягко говоря, стесненных обстоятельствах, Айгиль могла и поддержать мятежников, несмотря на всю испытываемую к ним ненависть. С другой стороны – скорее всего! – ее могли просто убить, свалив смерть на происки и козни русских.

Надо было выручать из беды юную ордынскую царицу – коль ее вдруг увидят в рядах императорских войск, то большая часть жителей города тут же перейдет на сторону великого князя, в этом Егор и не сомневался. Значит – помочь… помочь бежать… выкрасть…