Мятеж

Он узнал того скуластенького белобрысого парня, что уже приходил в третий раз… теперь ясно, к кому.

– Завтра приходи, бача, нынче уже поздно.

Мальчишка улыбнулся, жалобно и как-то беззащитно, да развел руками – мол, не понимаю, не знаю здесь ничего…

– Завтра, говорю тебе, завтра! Понял? – рассерженно повторил страж. – Э, шайтан!

Он хотел было ударить надоедливого отрока ногою… да вот беда, промахнулся, и как-то так вышло, что, упав, ударился затылком о камень… А ведь белобрысый-то пытался бедолаге помочь, протянул руки, подхватил… Точненько, точненько о камешек! Затылком. На все воля Аллаха, увы.

Пнув бездвижное тело стражника ногой, юноша тут же подобрался к яме, посмотрел на висевшую в небе луну и тихонько позвал:

– Герр Михаэль, вы тут?

– Кто здесь говорит по-немецки?! – глухо переспросили из ямы. – А ну, подойди…

– Наконец-то ты меня позвал…

Белобрысый ловко открыл замок и, отодвинув решетку, бросил в узилище заранее прихваченную с собою веревку:

– Сможете выбраться сами?

– Да уж попытаюсь…

Снизу раздалось пыхтение, видать, потерявшему силы узнику подобное упражнение далось нелегко… но он все-таки выбрался, глянул… и потрясенно моргнул:

– Анна?! Ты… ты как здесь?

– Я все время была с тобой рядом, Михаэль. Чем могла – помогала. Ждала, что позовешь… надеялась. Не думай, что это так уж легко – ждать.

– Анна…

– Идем, милый. Нас ждет корабль.

– Корабль?

– Ну… небольшая ладья. Доберемся на ней до Жукотина, а там…

– А там – в Хлынов, – обрадованно перебил освобожденный узник. – А потом – один Бог знает.

– Я… я могу отправиться туда с тобой? – несмело спросила девушка.

– Ты ждешь ответа?

– Надеюсь, что я его знаю.

– Если б я сам его знал… – пробурчал себе под нос Михаэль. – А впрочем, на все Божья воля. С тобой – так с тобой. Ну что же, идем… Анна.

Через замерзшее болото под Русой, по зимнику, подпрыгивая на замерзших кочках, быстрокрылой птицей летели запряженные в пегого конька сани-волокуши. В санях, на подстеленном еловом лапнике, пахнущем смолой и пушистом, сидели двое – юный паренек и девчонка. Оба примерно одного возраста, оба в добротных овчинных армячках, в лапоточках, в заячьих теплых шапках.

Держа в вожжи, парнишка все подгонял коня:

– Н-но, н-но, быстрее!!!

Девчонка смеялась, показывая белые зубы, большие серые очи ее лучились неприкрытой радостью и весельем:

– А хорошо так, вдвоем, правда, Сенька?

– Хорошо, что Амброзиус-лекарь тебя в служанки взял! И со мной в Новгород отправил…

Сани вдруг подкинуло так, что седоки едва не вылетели.

– Ой, ой, потише, в яму еще упадем.

– Да не упадем, Иринка! Какие зимой ямы? Берлоги медвежьи разве что.

– Вот и угодим медведю-то в пасть – не страшно?

– С тобой – нет.

– И мне – нет.

– Ой, Сеня! Как славно-то, славно! Только… как бы не волки.

– Тут впереди постоялый двор – заночуем… да поутру – в Новгород.

– Ох… ждут ли там-то?

– Ждут, не сомневайся! Самого великого князя указ!

Великая княгиня Еленушка проснулась среди ночи, подбежала к иконкам, встала перед лампадкою и принялась тихо молиться, время от времени осеняя себя крестным знамением.

Егор тоже проснулся – от жары, перестарались служки, натопили в хоромах так, что кости трещали.

– Ежели я оконце отворю – не простудишься, люба? Ой… а что ты молишься-то? Случилось что?

– Да так, – обернулась Елена. – Слухи ходят, волхвы младые к нам, в Новагород, слетаются, ровно воронье. Ведуны всякие, травники.

Услыхав такое, Вожников засмеялся… захохотал, да так, что долго не мог успокоиться:

– Ой, люба моя, ой, уморила! Волхвы!!! Не волхвы это вовсе…

– А кто же? Народ-то судачит…

– Ох, господи ты боже, хорошо хоть телевидения нет, не сразу всем мозги сносит. Не волхвы это, милая, просто по моему указу все врачи-лекари своих лучших учеников к нам посылают. Медицинский факультет при университете Святой Софии открываем – забыла? Профессоров пригласили, теперь студентов надо набрать, а как же?

– Ой, и впрямь же! – всплеснула руками Елена. – Завтра и Симеон-владыко придет, освятить факультеты… потом это… не пир, а, как ты говоришь-то?

– Банкет!

– Вот-вот, он самый! Музыкантов надобно пригласить…

– Пригласил уже!

– А я-то… я-то что сижу-вздыхаю? Корона не чищена, платье не готово. О шубе и говорить нечего – старая, уж второй год пошел! Ты вникни, о венценосный супруг мой, вникни, а не ржи, как ордынская лошадь! Годами – го-да-ми! – супруга твоя, княгиня великая, во всяком старье ходит – срам!!! Вот и завтра… хоть голой…

– А голой – это неплохая идея, – еще пуще засмеялся Егор. – Ты у меня еще о-го-го!

– Почему это – еще? – уперев руки в бока, Елена обиженно сдвинула брови.

Князь спрятал улыбку:

– А ну-ка, пройдись… Ну, из угла в угол…

– Зачем это?

– Пройдись, говорю… Да не так! Нагою! Вот-вот, не стесняйся… да и стесняться-то тебе нечего, душа моя… гибкий стан, бедра крутые… а грудь… грудь… иди же сюда скорей… слуг после разбудим, почистят корону, успеют, ништо!

Скрипнуло широкое княжеское ложе, затрепетало в лампадке зеленое пламя… затрепетало, да не погасло, так и горело всю ночь до утра, пока не заглянуло в окно морозное декабрьское солнышко. Желтое, радостное, доброе.