Мгла над миром

Газван просто сжал плечо чародея. Тот выглядел потерянным и испуганным, как только что увидевший кошмар ребенок. Некогда дорогая, яркая вышивка на рукавах лишь подчеркивала жалость его положения.

– Они свалились, пока я лез в окно.

Газван не сразу понял, что речь о туфлях. Мягких, бурых, с золотым шитьем – если Первого не подводила память.

– Я найду твои туфли, – пообещал Верховный и добавил: – Ты пока что соберись с силами. Пора бы возвращаться к нашим.

Впрочем, он не был уверен, что старик его понял – или хотя бы расслышал.

Смятое письмо под последней страницей

Дражайшая Лай!

Должно быть, я утратил всякое право тебе писать. Сколь бы высоко я тобой ни дорожил, сколько ласковых имен ни выдумывал и носил на руках в прежние дни – прошло семь лет и, видят боги, эти годы были долгими! И сейчас, когда пишу, я не знаю, решусь ли передать послание, но я взял на себя смелость, ведь завтра предстоит безумный день и, может статься, для меня он станет последним. Что бы ни случилось, я уверен, ты обо мне услышишь. Уверен, Сахир рассказывал, что посулил твоим новым соотечественникам наш старик. Он наобещал представителей Рассветных королевств в Круге, открытые двери архивов, библиотек и все наши пыльные и не очень знания. Если каким-то чудом его замысел сложится и все пойдет как нужно, если каким-то чудом меня не испепелят собратья и не зарубят псы узурпатора, то и в Галате заговорят о Верховном маге Сафаре, и тогда ты сама решишь, увидимся ли мы. А если и не сложится… наутро я увижу своего сына, и одного этого я ждал слишком долго. Я не знаю, зачем я пишу это послание. Надеюсь ли я на что-нибудь, после казни твоего брата, после всех этих долгих лет? Не знаю, имею ли я на то право. Но если я все же соберусь с силами и решусь отправить это письмо – просто знай, что я помню все. Так, словно это было вчера.

Сафар

Эпилог

– Он безнадежен. – Аджит покачал головой, не зная, что сказать.

Несколько мгновений было слышно лишь треньканье первых утренних птиц. Целитель молчал, Верховный думал о своем, Мауз сосредоточенно обкусывал губы.

– Я смотрю на него, и мне кажется, что он давно мертв, – наконец выдавил советник. – Да простят меня боги!

– Он бы и умер, – горько протянул целитель. Он так и не привык, что его Дар может не все. – Если б не мы с Первым и не лекари. Вокруг него пляшут лучшие умы, другой бы уже знакомился с демонами.

Узурпатор и впрямь выглядел не лучшим образом. Тяжелый балдахин с шелковыми кистями лишь добавлял сходства с погребальным ложем – само тело на подушках уже давно напоминало мумию.

– Это следствие обезвоживания, – Аджит словно прочитал мысли Первого. – Лекари поят его, но все впустую! Достойная Ясира пишет, что человек состоит, в основном, из вод, а без них телесные жидкости иссыхают. Он жив той силой, что я вложил несколько дней назад. Болезнь разъедает его изнутри.

– Боги, избавь меня от подробностей. – Мауз повел плечами, словно по спине его пробежали мурашки. – Я все равно не пойму. Скажи лучше, что с ним будет.

– Ну, несколько дней он проживет, – вынес вердикт целитель. – Может, неделю. Но не больше.

– Юный владыка опечалится, – вздохнул советник. – Он так надеялся…

«Интересно, что бы ты делал, приди Азас в себя?» – подумалось Первому. К счастью, вельможе достало смелости признаться самому:

– Но тогда всем нам пришлось бы тяжко. Не хочу лицемерить.

Верховный отпустил полог, и газовая занавесь с шорохом скользнула на свое место. Газвану показалось, все трое вздохнули с облегчением, когда с глаз скрылось изуродованное болезнью тело.

– Наверное, нужно рассказать Ианаду, – неуверенно предположил Мауз. Ему никто не ответил, и советник тяжело вздохнул. – Что ж, раз все неприятное досталось мне, то пойду отдуваться.