Они должны были сделать усилие, взяться за руки и взойти на вершину. Зудин ждал, что Ольга обнимет его за шею, обхватит ногами и прижмется всем телом. Но она лежала, жаждущая и ждущая, но безвольная как рабыня. Он просунул ладонь ей между ног. Она судорожно раздвинула их, но только чтобы впустить руку, но не его самого. Зудин стал мять ее между ног всей пятерней. Никакого ответного движения, только вздох, похожий на всхлип.
Ромашка бы сейчас прижала круглые коленки к груди, раздвинула бы пальчиками розовый бутон и позвала бы затуманенными глазами, и утянула бы на глубину… Почувствовать бы ее руку. Одно прикосновение! Зудин испугался. Понял, что хочет такую как Ромашка…
Он сел и не грубыми, но непреклонными руками раздвинул Ольге ноги. Они поддались принужденно, словно уступили насилию, и легли как-то по-лягушачьи. Еще не знали, как надо. Пугливое лоно задыхалось. Надо было действовать без проволочек. Зудин лег на нее и стал толкаться в ее тело, как вскочивший на самку самец.
Помоги же, — хотелось крикнуть ей в ухо. Но Ольга просто ждала, покрытая потом, как перед медицинской процедурой, о которой только и думают, как бы поскорее через это пройти. Ромашку бы сюда! Наконец, Ольга вздрогнула. Зудин преодолел сопротивление тела. Она схватилась за него, как будто падала в бездну.
Зудин двигался ритмично, решив, что не стоит затягивать. А Ольга терпела. Никакого ответного движения. Хорошо было в ней, но не с ней. Он не мог ее простить или хотя бы сделать скидку на неопытность. Теперь он спешил. Ромашка засела в сознании как игла, пустила в вену разочарование. Зудин, конечно, взял свое, дернулся назад и скорчился над ней, как падший ангел, орошая девственный живот тяжелыми каплями. А потом упал, накрыв свое неплодное семя и ее чистую кровь.
Наконец Ольге стало хорошо. Позади были боль, его напряженная работа над ней, великая неразбериха чувств: желания, стыда, растерянности. Как же хорошо! Ольга держала его на себе, и ей не было тяжело, было приятно чувствовать на себе его тяжесть. Она была б согласна, если б оргазм был тем, что она переживала сейчас. Ольга чувствовала себя женщиной; ведь именно она насытила это могучее тело, затихшее на ней, как уснувший ребенок. Ее тело узнало власть женщины над мужчиной.
Ольга осторожно обняла его, провела по волосам, посмотрела на уставшее лицо и поцеловала в щеку. Ей захотелось ласкать его, но она не знала как. Зудин сполз с нее и лежал, не открывая глаз, оставив на ней руку. Ольге казалось странным, что она не находит выражения счастья на его лице, ведь сама она на седьмом небе. Она объяснила это тем, что он просто устал. Ольга стала целовать его в то, что было рядом, плечо, руку, шею. Теперь Зудин казался ей поистине прекрасным, физически совершенным. Все в нем казалось ей идеальным, и лицо, и руки, и то, что побывало в ней, поначалу представлявшееся корявым стеблем с клубнями. Ольга узнала, что так и должно быть.
Они лежали долго, влажные, как будто срослись. Она гладила его нерешительной рукой, водила пальчиком по прохладной коже. Ей стало казаться, что всю ее покроет зуд. Ольга сняла с себя его руку и пошла в душ. Она омывала себя, водила руками по внутренней стороне бедер, между ног, но боялась туда смотреть. Она боялась увидеть кровь. Ольга сказала себе: все, теперь она женщина, и эта ночь как можно скорее должна стать воспоминанием. Она подумала, что должна вернуться в комнату такой же, как ушла — без всего. Но все же обмотала полотенце по бедрам.
Зудин спал, раскидав длинные ноги и уронив с постели руку, посапывал как подросток. Ольга не решилась его будить. Подняла руку, накрыла всего одеялом, и легла рядом. Ей хотелось выйти на веранду, крикнуть от радости и прыгнуть в море, качаться на волнах и рассказывать звездам, как она счастлива. Но еще сильнее хотелось быть с ним.
Ольга проснулась от того, что ее тело беспардонно мяли, хватали за задницу, за грудь, лезли между ног. Со сна она не сразу сообразила, чьи это руки. Она хотела закричать, но рот оказался закрыт чьим-то ртом и чей-то язык сплетался с ее языком. Ольга открыла глаза и увидела синие дерзкие глаза Зудина. Она не могла ничего сделать. Было совсем светло.
Он навалился на нее, вдавив в постель, и раздвинул ей ноги. Она ощутила болезненное вторжение, правда, оказалось не так больно. Ей даже понравилось ощущение наполненности. Но хотелось, чтобы не такими грубыми были толчки. Рты слились в поцелуе, а глаза смотрели в глаза. Ольге стало хорошо. Между ног росло новое и необыкновенно приятное ощущение; ритмичные толчки разгоняли его по телу, и сердце стучало в одном ритме с толчками.
Толчки прекратились, стало пусто и холодно, Зудин приподнялся над ней, и Ольга почувствовала, как на живот пролилось что-то теплое. Это произошло неожиданно, и она снова оказалась растерянной и попросту неготовой. Зудин уронил голову ей на плечо, упал рядом и дышал, как ночью, как будто быстро бежал.