Мгла

Зудин наполнил свой бокал и долил — ее, придвинулся ближе и дотронулся до ее колена. У Ольги перехватило дыхание. Если б он что-то спросил, она бы не ответила, потому что хватило бы воздуха. Ее колени еще чуть раздвинулись, теперь конвульсивно. Она дышала, как будто только что поднималась по лестнице.

Они выпили. Ольга выпила жадно, словно в вине было единственное спасение, сжала губы.

— Иди ко мне… — прошептал Зудин, впившись глазами в ее влажные губы, и взял ее руку.

Ольга встала, хотела сесть ему на колени, но он вдруг поднялся и подхватил ее, и она обвила его шею руками. Зудин понес ее, глядя в черные остановившиеся глаза, вошел в комнату и опустил на кровать. Она вытянула руки вдоль тела, и согнула колено.

Он принес свечи и поставил на столик.

— Лучше в темноте, — попросила она.

— В темноте, это когда боятся смотреть друг на друга, а я хочу видеть тебя.

Ольга не могла унять дрожь, смотрела на Зудина, как на своего палача. Он раздевался и тоже смотрел на нее. Прошелестела и упала к ногам рубашка, упали штаны, брякнув ремнем. Он показался ей еще больше и здоровее, с обведенной тенями мускулатурой, и тяжелыми как у кузнеца руками. Ольга взглянула на его узловатые гениталии, будто вытащенные из земли клубни с согнутым стеблем, и испугалась. Она конечно знала, как выглядит голый мужчина, но то, как было у Зудина, показалось ей если и подходящим мужчине, то только первобытному.

Издалека, откуда-то из-за скалистого гребня, за которым находился большой пляж, долетела тоскливая мелодия в стиле нью-эйдж.

Ольга смотрела на Зудина как на приближающуюся змею, испытывая страх цивилизованного человека перед чем-то первобытным. Раньше она думала, что это произойдет с ровесником, бледным и робким, кого она не будет бояться, и не будет хотеть. А Зудина она хотела и боялась. А еще она боялась боли; боялась, что сделает что-то не так в этот первый и самый важный раз. Вино было единственным ее союзником. Впервые она пожалела, что не выпила больше.

Зудин опустился на кровать, присев рядом с Ольгой, став на секунду античной скульптурой, и стал лапать ее через платье. Он словно мерил ее своими большими ладонями. Взял ее за грудь, и Ольга схватила его руки, не зная зачем, то ли чтоб оторвать от себя, то ли чтобы прижать изо всех сил, потому что от них исходил волшебный подчиняющий жар. Зудин поддел бретельки платья и лифчика и стянул их, опустив к покорным локтям, и оголил пухлые груди, прекрасные как у невольницы. Потрогал их. У Ольги встали соски. Ей хотелось стонать, но она стыдилась.

Словно большая пушистая кошка нежилась у нее на груди. Он наклонился и потрогал сосок языком. Ольга натянулась как струна и ослабла. Природа забродила в ней раскаленной лавой в поисках выхода. Его теплый рот взял другой сосок, подключился к другому оголенному концу, от которого ток пробивал через тело. Ногам хотелось то раздвинуться, то сжаться, руки то поднимались обнять его, то бессильно падали. Ольга не знала, что с ними делать.

Зудину уже хотелось задрать ей ноги и всунуть в нее, как в мясо свою пылающую головню. Но требовалось помедлить, добить долгим непрерывным удовольствием. Он поднял платье и стал гладить ее сильные стройные бедра, погладил ажурное белье, поцеловал ниже пупка. Ольга растерянно смотрела на его вытянутые губы, роняющие на нее прикосновения, которые тут же таяли.

Зудин стянул с нее трусы, как будто спустил флаг, почувствовал: сдалась. Ее выпуклый лобок был покрыт короткими шелковистыми волосами с ровно выбритым окаймлением. Он смотрел на ее крутые как холмы бедра, и ждал, что это лоно сбросит сейчас детскую скованность, она поднимет ноги, прижмет к груди коленки и разведет их, подставив себя ему. Но вместо этого бедра сдвинулись, как новобранцы в первом бою.

Грубый штурм мог все испортить. Зудин вернулся к платью и потянул вверх, намекая, что самое время разоблачиться полностью. Ольга зашевелила попой, словно лежачий больной, который помогает сиделке переодевать его, пока не поняла, что это ужасно по-детски. Она рывком поднялась, сняла платье через голову, и стояла, покорная, уронившая ставшие чужими руки.

Зудин прошелся по ней глазами, глотками выпивая ее мраморное совершенство. Взял за бедра, повернул и посмотрел на нее сзади, большую, стройную, с волной черных волос до лопаток, с большими приподнятыми ягодицами и двумя впадинками над ними. Он встал и прижался к ней. Первый раз, пройдя через сотни женских тел и душ, ощутил желание срастись с этим телом. Словно потеряв когда-то часть себя, вновь обрел ее, и ждал воссоединения.

Зудину хотелось, чтобы Ольга проснулась, взяла бы его, стала трогать, пусть неумело, но искренне. Зудину очень этого хотелось, но ее руки были как ветви ивы. Он заботливо положил ее на постель, лег рядом и стал целовать в губы, задыхаясь вместе с ней. У него прихлынула кровь, а у Ольги отхлынула, собралась внутри огромной дрожащей каплей. Они слышали, как стучат их сердца.