Междуцарствие (рассказы)

Тут кстати является поддержка от индусов. 15 апреля Tschaad пишет д'Экштейну: "Сударь! Я был необычайно польщен, получив Ваш анализ Катха-упанишады... Ваша новая философская критика представляет исключителuный интерес. Мы здесь плохие индологи; я не располагаю средствами, необходимыми для того, чтобы в полной мере оценить ... работу, и я не смог еще достать книгу г--на Полей, в которой я нашел бы всю поэму (Катха-упанишаду) целиком; но я ясно вижу, что на нескольких страницах изложено целое учение, из которого вытекает много плодотворных идей для тех учений, которые нам близки. Вот великий синтез, рожденный мыслью нашего времени. Вот та католическая философия, одним из наиболее искусных проводников которой Вы являетесь. И высокое значение этого сродства легко уразуметь: оно нас учит, что источник всех человеческих знаний - один, что отправная точка для всех человеческих семей едина; что развитие их пошло разными путями по их собственному усмотрению, но между ними обязательно существует точка соприкосновения; таким образом, чтобы достичь слияния всей распространенной на земле мудрости, потребуется найти силы, благодаря которым они соприкоснутся, после чего конечная работа человеческого разума совершится сама собой".

Воодушевленный этим фактом, 25 мая 1836 года он пишет А.И.Тургеневу ничуть не менее философское, чем Философическое, но куда более программное письмо. "Святой Дух всегда был Духом века, вот что следует понять хорошенько", - все же любопытно, насколько весь ход жизни г-на Чаадаева доказывает обратное.

Он нервничает уже сверх всякой меры: "У нас здесь Пушкин. Он очень занят своим Петром Великим. Его книга придется как раз кстати, когда будет разрушено все дело Петра Великого: она явится надгробным словом ему. Вы знаете, что он издает также журнал под названием "Современник". Современник чего? XVI столетия, да и то нет? Странная у нас страсть приравнивать себя к остальному свету. Что у нас общего с Европой? Паровая машина, да и только".

Это, конечно, в чувствах - видимо, от того, что публиковать чаадаевские тексты Пушкин не собирается. Но и без того, все на Родине ужасно:

"Жирарден показывает, что весь прогресс физических наук за последнее время клонится к подтверждению системы, изложенной в библейской книге бытия, и основывается на новом трактате об электричестве Беккереля... Я напал при чтении еще на одно странное обстоятельство. Как это случилось, что в великое дело электричества, в котором приняли участие люди всех цивилизованных наций, мы не внесли ничего. Кое-какие наблюдения над земным магнетизмом, сделанные чужестранцами, например Купфером, и это, пожалуй, все. Однажды попадается имя Симонова, из Казани, и то с тем, чтоб сказать ему, что его наблюдение ровно ничего не стоит. Приходится признаться, что в нашей умственной организации есть какой-то глубокий недостаток".

Хорошо лишь вечное: "Ваше письмо из Лондона в особенности живо меня заинтересовало. Значит, правда, что существует только одна мысль от края до края вселенной; значит, действительно, есть вселенский дух, парящий над миром, тот Welt Geist, о котором говорил мне Шеллинг и перед которым он так величественно склонялся; для мысли не существует пространства, и эта бесконечная цепь единомысленных людей, преследующих одну и ту же цель всеми силами своей души и своего разума, идет, следовательно, в ногу и объемлет своим кольцом всю вселенную".

Видно, как основная мысль Чаадаева в очередной раз пошла на взлет.

Любопытно, что именно в этот момент в общество окончательно проникает та же мысль, но предыдущего периода. Ему - 42 годa.

Не очень мелкая пакость

Бывший профессор Московского университета Николай Иванович Надеждин издавал в Москве журнал "Телескоп". Издание было любопытным (в 1835 году, например, именно в "Телескопе" Белинский объявил, что русское общество имеет в лице г-на Гоголя будущего великого писателя).

Следствию Надеждин объяснит историю с публикацией чаадаевского Письма тем, что он "решил или оживить свой дремлющий журнал или похоронить его с честью". А было так: Tschaad подошел к нему в Английском клубе и принялся хвалить журнал, предложив напечатать его письма - Надеждин удивился, поскольку ранее в их отношениях были нерасположенности. Но рукопись взял и отдал в набор.

Потом он писал объяснительную: "Зная известность и вес автора в высшем обществе, я ожидал впечатления от самого имени его, которого он нисколько не думал скрывать... Таковой авторитет для известности и хода журнала, конечно, мог быть выгоден. Что же касается до вредных последствий, то я никак не ожидал их, предоставляя себе немедленно сделать на эту статью возражение и тем, изгладив дурные впечатления, поддержать вместе занимательность журнала".