Междуглушь

Однако из этой богатейшей коллекции опыта самой запутанной, самой непонятной и не поддающейся здравому разумению была одна вещь — любовь. Он долгое время сопротивлялся и гнал от себя мысль о том, что любит Алли. Майки твердил себе, что их отношения — это так, ничего особенного, что он просто благодарен — она помогла ему стать человеком. Что их совместные странствия — всего лишь временное обоюдовыгодное партнёрство, пока он не решит, что ему делать и куда двигаться дальше.

Всё это был обман.

Правда была в том, что он любил Алли с силой, которая пугала его самого. Временами, когда он смотрел на девушку, его послесвечение из бледно-голубого становилось почти лавандовым. Наверно, любовь имеет свой собственный цвет, решил Майки; он задавался вопросом, замечает ли это Алли…

Собственная реакция на Милоса застала его врасплох. Когда он был МакГиллом, никто не решался поставить под сомнение его авторитет, он правил единовластно. И потом, хотя обстоятельства изменились, и власть он потерял, всё равно никто не имел возможности проникнуть в ту маленькую сферу, которую они с Алли очертили вокруг себя. Они постоянно двигались, переходили с места на место, и встреченные ими послесветы были лишь частью пейзажа — они мелькали и пропадали, словно их и не бывало.

Однако теперь их тесный круг расширился и превратился в не очень приятное содружество пятерых. Лосяра и Хомяк Майки не волновали. Милос — вот где крылась угроза. Милос с его постоянной обаятельной улыбкой, экзотическим акцентом, лёгким намёком на растительность на лице, которая, конечно, превратилась бы в мужественную щетину, если бы он прожил подольше — вот откуда жди беды! Алли считала его очаровательным, и хотя Майки знал, что она сказала это, только чтобы поддразнить его, результат намного превзошёл намерения. Эти слова преследовали Майки, издевались над ним, изматывали его. Майки не имел понятия о том, плох Милос или хорош. Всё, в чём он отдавал себе отчёт — это что попросту ненавидит сам факт существования Милоса.

Два дня они шли по федеральному шоссе № 81, затем по шоссе № 40, и никто ни разу не совершил скинджекинга. Таково было распоряжение Милоса — как он сказал, «из уважения к Майки».

В сумерках второго дня они они набрели на целую коллекцию мёртвых пятен — должно быть, этот участок дороги был особенно опасен — и присели на одном из них. Лосяра и Хомяк уже совсем извелись — до того им хотелось «отправиться на тело». Майки видел, что того же самого хотела и Алли: она тоже не находила себе места.

— Ты такой раньше не была, — сказал ей Майки — они сидели в доброй дюжине ярдов от других, и их никто не слышал. — Ты никогда не испытывала потребности в скинджекинге.

Алли ответила не сразу; она не стала ни огрызаться, ни отмахиваться от его слов.

— Я делала это довольно часто в последнее время, — вымолвила она наконец. — А чем чаще ты занимаешься скинджекингом, тем тебе больше хочется. Не проси объяснить, я не смогу.

— Хочешь стать такой, как они? — указал он на Хомяка и Лосяру. Те тоже ёрзали, раздражались по всякому поводу и без повода — словно наркоманы, которым требовалось «ширнуться».

— Я никогда не стану такой! — вознегодовала Алли, хотя и не слишком уверенно. — К тому же, как только мы придём в Мемфис, они отправятся своей дорогой, а мы своей.

— И что это за дорога?

У Алли снова не нашлось ответа. Это было на неё совершенно не похоже: обычно у неё на всё имелся ответ, пусть и не всегда правильный.

— Всё теперь изменилось, — сказала она, но не стала объяснять, что под этим подразумевалось.

— Я знаю, что случится, — прошептал Майки. — Ты увидишь свою семью, а потом возьмёшь монету и уйдёшь. Я знаю…

Она вздохнула.

— Поверь мне, я этого не сделаю. Кстати, разве это не ты привёз меня в Кейп-Мэй, чтобы повидаться с родными?

Она права.

Майки пожал плечами

— Ну и что? Я старался делать то, что считал правильным. Человечным. Но может быть, я больше не хочу делать то, что правильно.

Произнося это, он не мог заставить себя взглянуть на неё. Вот, думал он, сейчас она рассердится, и начнётся проповедь о том, как важно проявлять человеческое участие и ставить интересы других выше собственных, и бла-бла-бла…

Но в ответ она только улыбнулась и сказала:

— Я хочу тебе кое-что пообещать, Майки. Обещаю, что всегда буду с тобой. И ещё обещаю, что никуда не уйду… пока ты не будешь готов сделать то же самое.

Она наклонилась и нежно поцеловала его в щёку.

Он только стыдливо надеялся, что она не заметит лёгкого лавандового оттенка в его послесвечении.

* * *