А второй случай произошел в частном доме, где был обнаружен труп подростка, на первый взгляд, не имеющий повреждений. На вскрытии, однако, выявилась черепно-мозговая травма с местом приложения в височной области. Как потом оказалось, случился семейный конфликт, во время которого отец снял с ноги тапок и запустил им в сына. Тапок этот был сделан из ленты, по которой уголь поднимался из шахты наверх, и весил килограмма полтора. Традиции изготовления таких вещей уходили корнями в глубокое прошлое, и некоторые потомственные шахтеры предпочитали самодельную домашнюю обувь покупной. Тапок попал прямо в висок ребенку, и тот умер на месте».
«А вам самому случалось бывать в шахте?» — поинтересовался я.
«В определенный период жизни я очень хотел это сделать, мне было любопытно испытать все то, что испытывает горнорабочий под землей. Но после одной истории такое желание исчезло напрочь. Как-то нас вызвали на шахту, где в забое умер человек, правда, от естественных причин. Поднимали тело на моих глазах, и вот тогда я увидел этот механизм, который опускает людей и возвращает их наверх; казалось, что ему лет сто, и, наверное, так оно и было. Конструкция хрипела, скрипела, хлюпала, и складывалось ощущение, что она вот-вот развалится на части. Я ярко представил себе, что будет, если эта штуковина сломается где-нибудь внизу, и желание спускаться в забой испарилось. Отчаянные это люди — шахтеры, владеющие «внеземной и самою земною из профессий», как пел Высоцкий. Уголь, конечно, добывают и открытым способом, но шахты до сих пор существуют, и в них работают живые люди, чей труд, казалось бы, такой неквалифицированный в плане образования, тем не менее, достоин уважения».
«А “Саламандеры” вам купить все-таки удалось?» — вспомнил я.
«Намекаете на сумму заработка? — доктор усмехнулся. — Удалось, но не сразу, и не “Саламандеры”. Я знал, что при моргах есть свои, местные ритуальные конторы, которые отстегивают какие-то деньги экспертам. И в нашем отделении такая контора имелась, правда, получать что-то от нее я стал через несколько месяцев после начала работы. Начальник, видимо, присматривался ко мне, и только когда понял, что я нормальный человек, рассказал мне о ситуации с ритуальными деньгами. Я уже говорил о Челябинском Бюро, где врачи раз или два в неделю выполняли санитарские обязанности, чтобы заработать, — все это было легально, врачей официально оформляли на какие-то должности в похоронной конторе и платили им «белую» зарплату. Мой начальник справедливо считал, что «надевать трусы на трупы» — дело, недостойное специалиста с высшим образованием, и в нашем отделении всю эту работу выполняли санитары. Однако с каждого выданного для захоронения трупа мы получали определенный процент, а так как количество выдаваемых трупов и стоимость услуг были всегда разные (последняя зависела от того, что заказывали родственники: если, к примеру, проводилась бальзамация, или реставрация, или еще что-то дополнительное, то цена увеличивалась), то наше вознаграждение не являлось стабильным, за день иногда выходили копейки, а иногда — месячная зарплата».
«Я не совсем понимаю — за что вам платили?»
«За лояльность, мой друг. Никакого криминала. Например, у меня в морге в этот день находится больше десяти трупов, но какой-то из них родственники хотят забрать как можно скорее, например, перевозят его в другой город или просто уже договорились с кладбищем, машиной, рестораном для поминок. А получить тело они могут только после вскрытия. Очередность исследования устанавливаю я сам и совершенно спокойно могу вскрыть этот труп последним, что, конечно, не выгодно похоронщикам, поскольку стоимость их услуг за срочную выдачу увеличивается почти вдвое. Вот они и просят нас вскрыть такой-то труп первым, или даже приехать до начала рабочего дня, или, наоборот, задержаться после работы, так как покойника привезут после обеда — во всех этих ситуациях эксперт может пойти навстречу, не нарушая никаких законов, но за вознаграждение. Поэтому похоронщики с нами дружили, а мы — с ними, ибо это было взаимовыгодное сотрудничество. Сами мы от родственников никогда денег не брали. Я, конечно, подозреваю, что в первые годы начальник делился со мной не поровну, а по справедливости, то есть большую часть оставлял себе, но я не обижался. Я всегда больше любых денег ценил человеческие отношения.
Кроме «премий» от похоронной конторы можно было поживиться всякой мелочью, которую в Бюро не выдавали, например, обычной бумагой для принтера, или хорошими перчатками, или точильным станком для инструментов. Да и что-то посерьезнее они тоже нам покупали, моя первая цифровая фотокамера была приобретена за их счет, за что я им очень благодарен.