Между Сциллой и Харибдой

Выкупив, чуть ли не буквально «за копейки» почти все долги, Надежда Павловна созвала на общее собрание поэтов-акционеров (это так – для рифмы, среди них были не только поэты): Брюсова, Мейерхольда, Якулова, Шершеневича, Мариенгофа… И других до кучи, имена которых не столь известны. Как стальной рукой в замшевой перчатке – она поставила им условие: они не вмешиваются в менеджмент заведения – получая за это хоть и, небольшой – но твёрдый процент от его доходов:

– Согласитесь: всё же лучше иметь малое – чем вообще ничего!

Те, видно давно махнув рукой на хоть какие-то доходы, легко согласились. Единственно, имажинисты – единогласно были против участия Есенина в доходах:

– Его здесь нет, значит – он сам добровольно отказался от своей доли.

Вообще, они имели на своего бывшего лидера страшно большой «зуб» – сравнимый по размерам с бивнем давно вымершего мамонта, за предательство – по их мнению, самой идеи имажинизма.

Поэтов-профессионалов в столице в те времена насчитывалось не менее пары тысяч – не считая «понаехавших» со всех сторон страны любителей, превратившихся в литературных бомжей. Все они почти без исключения объединились в «поэтические школы», течения, направления: «ничевоки», «имажинисты», «конструктивисты», «акмеисты», «парнасцы», «заумники» и многия, многия, многия… Эти группы, с непримиримостью гвардейцев кардинала и мушкетёров короля – враждовали друг с другом за место под «поэтическим Солнцем».

Сблизившись с «мужикствующими», даже чуть было не возглавил их (едва не став редактором соответствующего журнала по предложению самого Троцкого!) Есенин позировал себя как перебежчик. Возможно, лишь тот скандал с евреем-чекистом, суд и последующее лечение от «депрессии» в больнице, помешало Сергею Есенину стать лидером ново-крестьянского движения в советской поэзии.

Такого «идейного» предательства движения, имажинисты простить ему не могли!

Короче, бывшие друзья и соратники решили кинуть ренегата-изменника на бабки… Но, Надежда Павловна – баба тёртая и закалённая в последние годы житейскими и бытовыми трудностями и, мною лично проинструктированная, показала им пачку «долгов»:

– Вот его и ваша «доля»! И как её распределять – решать буду я.

Поэта в России обижать нельзя – даже, если у него сложный характер и с ним много проблем.

А вот насчёт переименования «Стойла» в «Ясли» члены «Ассоциации вольнодумцев» упёрлись и стояли насмерть – как корниловцы на Малаховым кургане.

Ладно, чёрт с вами – нехай будет «Стойло», надо и на уступки иногда уметь идти!

Да к тому же, хоть меня от него корёжит – как волка-оборотня от серебра, это давно устоявшийся – всем хорошо известный брэнд.

Основным же условием для получения «отцами-основателями» своей доли маржи, была коммерческая тайна:

– Широкой публике не должно быть известно, об вашем – фиктивном по сути, участии во владении и управлением этим заведением. В ваших же интересах об этом помалкивать, граждане дольщики!

* * *

После обеда следующего дня, мы с Надеждой Павловной и старичком-бухгалтером – помогающему ей вести «итальянскую», сиречь – двойную бухгалтерию подсчитали выручку. Посидели над тремя книгами бухучёта – главной, мемориальной, кассовой, пощёлкали деревянными счётами – сверяя дебит с кредитом, внимательно просмотрели «оправдательные» документы в папках с скоросшивателями.

– Всё в полном ажуре!

«Ажур» то ажуром, но за вычетом текущих расходов, налогов и отчислений акционерам заведения – оставалась довольно скромная сумма, из которой ещё надо зарплату персоналу платить.

Проводив Николая Алексеевича, удалившегося мелкими шашками вприпрыжку, поговорили ещё с часок-полтора, обсуждая кой-какие несущественные детали.

Вдруг, я как будто выкатываю большой астраханский «арбуз» из багажника горбатого «Запорожца»:

– А теперь, Надежда Павловна, пишите заявление в ОГПУ!

– Хихихи… Вы шутите?

Предельно строго:

– Про такие вещи – как «заявление в ОГПУ», не шутят.

Не может понять:

– «ЗАЯВЛЕНИЕ»?! В ОГПУ?! ЗАЧЕМ?!

– Затем, чтобы повысить доходность акционерного предприятия. Или, Вы – против?

– Нет, не против!

– Тогда пишите, не саботируйте против самой себя.

В полной панике:

– Объясните, Серафим Фёдорович: КАК, КАКИМ ОБРАЗОМ?!

– Я уже сказал Вам, Надежда Павловна – «зачем». А «каким образом» – это уже сугубо мои проблемы.

С воистину «воробьянинским» апломбом:

– Писать донос в ЧК… НЕ БУДУ!!!

Хитро улыбаюсь:

– Даже на коммунистов?

– …Что? «На коммунистов»?!

– Вы не ослышались, Надежда Павловна! Именно на коммунистов, или если Вам так угодно – на большевиков.

Та в ужасе:

– Вы в своём уме, Серафим Фёдорович?

Достаточно резко переспрашиваю:

– А как Вы сами считаете – в своём ли я уме?

Молчит…

– Пишите заявление в ОГПУ на Моссовет – по обвинении его руководства в саботаже. Если не знаете как, я Вам продиктую.

Склонив голову на бок, подумал и утвердительно кивнул:

– Да… Пока обвинения в саботаже – вполне достаточно, а там видно будет.

Берёт перо в руку и вздохнув тяжело:

– Надеюсь, Вы знаете – что делаете, Серафим Фёдорович… Диктуйте!

* * *

В те дни, не одна Надежда Павловна написала подобные заявление.