Между Сциллой и Харибдой

«Я начал жизнь в трущобах городских
И добрых слов я не слыхал.
Когда ласкали вы детей своих,
Я есть просил, я замерзал.
И увидав меня не прячьте взгляд,
Ведь я ни в чём, ни в чём не виноват.

За что вы бросили меня, за что?
Где мой очаг, где мой ночлег?
Не признаёте вы моё родство,
А я ваш брат, я – человек!
Вы вечно молитесь своим богам,
И ваши боги всё прощают вам.

Край небоскрёбов и роскошных вилл,
Из окон бьёт слепящий свет.
О, если б мне хоть раз набраться сил,
Вы б дали мне за всё ответ.
Откройте двери, люди, я – ваш брат,
Ведь я ни в чём, ни в чём не виноват.

Вы знали ласки матерей родных,
А я не знал и лишь во сне,
В моих мечтаньях детских золотых
Мать иногда являлась мне.
О, мама, если бы найти тебя,
Была б не так горька моя судьба[76]».

Кстати, отвлекусь – это «хит сезона»!

Всю осень 1924 года, народ поёт не «Мурку», «Бублички» или «Гоп со смыком» – а песню Марка Бернеса «Я начал жизнь в трущобах городских» на музыку Веры Ивановны Головановой. И главное: эта песня мне приносит доход – соразмерный с доходом от какой-нибудь фабрики средней величины.

Вполуха слушая болтовню снятой для конспирации в самый последний момент проститутки – заливающейся холявным вином, я внимательно наблюдал за столиком неподалёку, где Ипполит Степанович вёл тяжёлые переговоры с начинающим советским коррупционером. Мой «офицер по особым поручениям», хотя и был пронырливым аки ильфо-петровский Остап Бендер – но ещё не обладал «жизненным» опытом последнего. На дворе никак – лишь середина эпохи НЭПа – а не её конец.

Ничего, научится!

Иногда, Ипполит Степанович шёл в туалет и, тогда я приказав «ночной бабочке» скучать в одиночестве – присоединялся к нему для получения информации и дачи консультаций.

В сжатом виде, это можно изложить так:

– Ну и как успехи? – спрашиваю, – берёт он мзду или ему «за державу обидно»?

Тот, как картину маслом, изрядно ерничая при том:

– «За державу» ему, конечно, обидно – как-никак воевал за неё и кровь проливал. Однако, после своих боевых заслуг сидеть на «партмаксимуме» – ему ещё более обидно!

Понимающе киваю:

– Да! На сорок пять рублей в месяц не разгуляешься…

Тут же добавив:

– …Впрочем, не будем таких судить и, да не будем судимы сами. Так, сколько?

– Пять тысяч, – отвечает, – и ещё по штуке придётся дать нескольким другим «заинтересованным» лицам.

– «Пять тысяч»?!

Я невольно криво усмехнулся – именно столько денег в год надо было Шуре Балаганову, для полного счастья.

– Ну раз надо – значит дадим. Кроме того, предложим им долевое участие в прибыли… Ну, скажем сперва предложи – пять процентов, если будут торговаться – дай им поднять до пятнадцати и подписывайся, а там пусть сами меж собой делят.

«Невеликий комбинатор» – он пока всего лишь учится, несколько округлил очи:

– Позвольте узнать, зачем? Ведь, сами то – они не просят «доли»!

Снисходительно-покровительственно на него глядя:

– Эх, молодой ты ещё, Ипполит Степанович – совсем «зелёный», многих элементарных вещей не понимаешь!

Биологическим возрастом он был старше меня «настоящего» на три года, но даже про то не вспомнив:

– Извините, Серафим Фёдорович…?

– Уже оказанная РАЗОВАЯ(!!!) услуга ничего не стоит. Сегодня они возьмут деньги, а завтра скажут – что ничего не знают и в лучшем случае пошлют нас на хер, а в худшем – сдадут с потрохами. Взяв же «в долю» (не напрямую, конечно – а через подставные лица), мы «вяжем» их всерьёз и надолго – как артист-кукольник своих марионеток.

Вспомнилось ещё кой-чё:

– Погодь, Ипполит Степанович.

– Я Вас внимательно слушаю…?

– Перетери ещё насчёт опилок и стружек на их пилорамах. Даже лежалых и гнилых. Мол, сделаем вам одолжение – заберём их у вас, чтоб не мешались.

На каждом деревообрабатывающем предприятии, не важно – государственном или частном, одна и та же картина: терриконы этих отходов – жёлтые, ещё свежие, посеревшие от времени и уже почти чёрные.

Впрочем, приходилось мне видеть подобное и в своё время.

Парадокс, да?!

На одном предприятии не знают, что делать со стружками-опилками, а буквально на соседнем – цельные деревья целенаправленно гонят в них, для изготовления древесно-стружечных (ДСП) и древесно-волокнистых плит (ДВП).

Издержки так называемой – «плановой» экономики, одним словом.

Всё ждал, когда он подобно «Отцу русской демократии» вопросит:

«– Но удобно ли?».