Между степью и небом

Встряхнувшись, лейтенант РККА Михаил Мечников махнул Вешке рукой – всё, мол, в порядке, не волнуйся так. Вешка, впрочем, лейтенантскую жестикуляцию то ли не поняла, то ли поняла, но не поверила. Во всяком случае, шагу санинструктор не убавила.

С унылым стоном Михаил двинулся ей навстречу. Чисто машинально он запустил руку в нагрудный карман – втолкнуть поглубже мешочек с амулетами (или как там следует называть такие вещицы?) – и вдруг снова обмер.

Волк.

Громадная грязно-рыжая тварь.

Сидит прямо перед Михаилом, в каком-нибудь десятке метров. Смотрит – пристально, с неприятным изучающим интересом. И щерится. Слюняво. Клыкасто. Страшно.

Как же ты, лейтенант, умудрился до сих пор не заметить это чудовище? За сосновый пень принимал его, что ли? Проклятый обманный свет…

Михаилова рука сама собой вынырнула из кармана, схватилась за кобуру. Кобурная застёжка артачилась, не желала уступать трясущимся взмоклым пальцам, и Мечников со злобным отчаянием рвал её, дёргал, терзал, а чудовищный волк невозмутимо созерцал эти жалкие трепыханья.

– Да что с тобой?!

Снова Вешка.

Идёт, торопится, вот-вот поравняется со волком. Не видит, что ли?!

Михаил отчаянно загримасничал, показывая девушке глазами на неправдоподобно бездвижное страшилище. Вешка не поняла, припустила бегом. Пробежала мимо жуткого зверя – тот не шелохнулся. Подбежала к Михаилу, остановилась, тревожно заглянула в лицо:

– Тебе плохо, да? Или немцы? Ну, что молчишь?!

Продолжая борьбу с предательницей-кобурой, Мечников вытянул левую руку в сторну рыжей клыкастой твари. Вешка нервно оглянулась, дёрнула плечом:

– Ну, пень… Ну, и что?

– Ничего.

Михаил внезапно сделался бесконечно спокоен. Отстранив девушку, он подошел к по-прежнему сохранявшему каменную бездвижность волку и тронул его мокрые оскаленные клыки. Под пальцами ощутились влажные, липкие чешуйки сосновой коры.

Так, всё.

Хватит.

Пускай вернётся дятел-садист, пускай пропадут все так кстати пришедшиеся уменья древнего полуголовореза-полуколдуна – плевать. Рассудок дороже.

Отвернувшись от бездвижного чудища лейтенант Мечников сторожно-осторожно, словно бы дремлющую ядовитую гадину поволок из кармана мешочек с дьяволовыми забавками.

Поволок.

Выволок.

Уронил в траву.

Глянул через плечо на Вешку (та, кажется, не заметила). Потом вновь посмотрел на волка.

Пень.

Огромный, странноватой формы сосновый пень. Корявый, в подтёках сохлой живицы… Обычнейший.

– Так-то оно лучше, – сипло выдохнул Михаил.

– Что? – санинструктор Белкина медленно шла к Мечникову, не сводя с него круглых, немыслимо поогромневших глаз. – Что с тобой творится, в конце концов?!

– Ничего, – буркнул Михаил. – Пошли, времени мало.

А девочка Маша совсем извелась-издёргалась. Хотелось узнать, что там случилось у лейтенанта; и хотелось знать, выругал ли он за дурацкие крики эту рыжую стерв… в общем, Белкину; и хотелось показать, что ничего этого знать ну вот ни на столечко не хочется…

Увидев, что Михаил и Вешка вроде бы уже наладились продолжать путь, Мария Сергевна повернулась к ним спиной и размеренно загупала сапогами по слежавшейся палой хвое. Идти, так идти. Захотят – догонят. А не захотят – и чёрт с ними. Как нибудь обойдёмся. Больно нужны они… Особенно этот дурак с лейтенантскими петлицами… Господи, ну что, что он нашёл в своей рыжей нахальной паскуде?! Не ровня она комсомолке Марии Мыси, нет, не ровня! И не родня. Мало ли там кто на кого похож… Разве может такая оказаться родней нормальному человеку?!

Маша не оглядывалась на ходу; Михаил с Вешкой сосредоточенно молчали и тоже не оглядывались. Поэтому никто из них не увидел, как очертанья причудливого соснового пня бесшумно перелились в рыжую волчью тень, как тень эта пастью подхватила с земли выброшенный Михаилом мешочек и неторопливо затрусила вслед уходящим людям.

6

Когда-то, давным-давно новоиспечённый младший лейтенант сапёрных войск Михаил Мечников в последний раз бродил улочками тихого, ломящегося от пыльной зелени городка. На младшем лейтенанте весело скрипела новенькая портупея; и столь же весело хрустела в его младшелейтенантском кармане пухлая пачка сторублёвок – подъёмные в размере двухмесячного денежного довольствия, проездные и что там ещё полагалось отбывающему к месту службы выпускнику военного училища? Хрустела эта самая пачка потому, что означенный выпускник совершенно ошалел от её пухлости и всё время трогал, гладил, ощупывал… за каковое поведение, помнится, и получил втык от встречного пожилого майора: “А ну, руку долой из кармана! Не средний командир – сявка разболтанный! Поз-зор!”

Впрочем, Мечниковское настроение не убыло приподнятостью от этой мимолётной выволочки. А вот виновница её – пресловутая пачка подъёмных и тэ дэ – вскорости убыла своею толщиной без чуточки на две трети.