Между степью и небом

Герр доктор впечатлял. Изысканный охотничий костюм, тирольская шляпа с пером, ружьё, разукрашенное насечками да инкрустациями, замшевый ягдтдаш со всякими там рюшками-финтифлюшками… Вот только лицо не удалось рассмотреть: доктор всё время вертел головой, словно бы окрестностями любовался (именно любовался – с этакой беззаботной рассеянностью). Лишь на кратчайшую долю мига щеголеватый ганс подставил физиономию под Михаилов взгляд, и увиденное вызвало у лейтенанта РККА неожиданную ассоциацию с драным котом-подзаборником.

Разобраться, что именно было причиной столь странного впечатления, Мечников не успел. Собака зашевелилась, скульнула, и лейтенант вновь поспешно распластался на игластом песке.

А троица гансов непринуждённо переговаривалась. Гауптман спросил у доктора что-то про ягтдаш (кажется, в угловатой фразе километровой длинны опять прошмыгнуло словечко “функер”). Герр доктор вместо ответа рассмеялся – то ли “нет” это означало, то ли просто нежелание говорить про… а хрен его знает, про что: Михаил опять выпал из смысла подслушиваемого разговора.

Впрочем, не на долго. Разговор внезапно и круто переменился; легкомысленная усмешливость в докторском голосе как-то вдруг, без малейшего перехода оборотилась начальническим железным лязганьем:

– Альзо, майне херен…

Несколько секунд многозначительной паузы, и вновь тем же тоном:

– По ряду причин диспозиция изменилась. От этого пункта я буду следовать в сопровождении только эсэс-комады и на приданном ей транспорте. Вам же… – снова секундная пауза, – вам настоятельно рекомендую как можно скорее прибыть в распоряжение военного коменданта города Тшернокхолмийе. Имеются основания полагать, что вы с вашими солдатами понадобитесь там в самое ближайшее время.

И снова пауза, но совершенно иная, чем предыдущие – “майне херен” лихорадочно переваривают услышанное.

Наконец майор выговорил деревянным голосом:

– Полученные мною инструкции предписывают совершенно иное.

– Полученные вами инструкции, – тяжеловесно отчеканил доктор, – предписывают оказывать мне безоговорочное содействие.

– Тем не менее, я обязан доложить о вашей просьбе, – последнее слово было выговорено с нажимом и едва ли не по слогам. – Мориц, если вас не затруднит…

– Яволь!

Торопливо стихающее гупанье сапог. Невнятный отдалённый галдёж. Опять гупанье – приближающееся.

– Герр майор, радист докладывает, что несколько минут назад им был принят условный сигнал абсолютного радиомолчания в зоне операции “Русский медведь”.

– Исключительно тонкий стратегический ход вашего начальства, – проворчал доктор.

Гауптман заторопился объяснять:

– По всей видимости русские диверсанты знают применяемые нами кодовые обозначения…

– Поэтому режим радиомолчания следовало вводить именно за час до начала акции и ни секундой раньше, – голос доктора прямо-таки сочился желчью.

В другое бы время лейтенант Мечников от души позлорадствовал: очень всё-таки приятно узнать, что командование блицкригеров способно на глубокомысленные глупости. Но теперь лейтенанту было не до злорадства. Вдобавок ко всему остальному его очень встревожил докторский намёк, будто майоровы фельджандармы скоро понадобятся коменданту Чернохолмья. Небось, штаб, намеченный Зурабом для основного удара, и есть Чернохолмская комендатура… Да, намёк не мог не встревожить. И не только намёк: сам франтоватый охотничек с генеральскими замашками тревожил Михаила гораздо сильнее, чем все прочие немцы, перемноженные друг на друга.

Между тем майор нашёл, наконец, способ уберечь достоинство, не идя на прямой конфликт:

– Если вы решительно отказываетесь от сопровождения, я присоединюсь к резерву ликвидационной группировки. Уверен: там мы нужнее, чем в городе.

Вот так – три четвёртых от “будет исполнено” плюс две восьмых от “не твоё собачье дело”.

Мечников мог бы поклясться, что доктор раздраженно дёрнул плечом:

– Сожалею, но у меня нет ни возможности приказать, ни времени на уговоры. Хайль Хитлер!

Господа офицеры ответили молчаливым вскидыванием рук (Михаил ничего не услышал, но знал, что проигнорировать это самое “хайль” гансы бы вряд ли осмелились – за такое светят ихние гансовские Соловки).

* * *

Страдальчески взрёвывая, колёсно-гусеничные бегемоты ворочались меж деревьями – ладились отправляться вспять.

Мечников понимал, что надвигается самое страшное: легче всего нарваться вот именно теперь, когда опасность уже вроде бы сломилась на убыль. Понимал, и всё-таки не удержался от мысленного истерично-восторженного улюлюканья… которое тут же пришлось сменить на дурацкие ребяческие стишата: “Рано, пташечка, запела – как бы кошечка не съела!”

Бронетранспортёр, который еще минуту назад был головным, разъезжаясь с эсэсовским вездеходом промолотил траками буквально в метре от Мечниковского темени.

Михаил едва сумел улежать, где лежал.

Едва – но всё же сумел.

К счастью.

Гусеница словно лемехом вздыбила пласт песка вместе с чертополоховым кустом и аккуратно прикрыла всем этим Михаилову спину.

“Ну, лейтенант, ты, похоже, сразу в трёх сорочках родился!”