Между степью и небом

Та-ак, друг мой Зураб… А ведь действительно оч-чень похоже, будто ты испугался. Испугался, что пресловутый лейтенант Мечников впрямь… Чего б ты сейчас ни навыдумывал, а впечатление складывается хреноватое… Впрочем, за выдумывание, конечно, спасибо.

– Да просто я поздновато сообразил, – выдумывал друг Зураб, – если хоть одна группа не сможет оторваться… это… притащит за собой немцев – тогда всем… пропадать, ну… Товарищ капитан, все-таки учитывайте: я тут не с насморком лежу. Может, разрешите отдохнуть?

– Да, конечно. Последний вопрос. Эти партизаны, которых лейтенант Мечников привел из разведки. Двоих вы придали ударным группам в качестве проводников, а девушку… Короче, что вы о них знали на момент принятия такого решения? Вот красноармеец Голубев показывает…

– Красноармеец Голубев – паникер и… и… – От усталости, или от волнения, или, верней, от того и другого разом у Зураба начались затруднения с великим и могучим. – Человек, способный оговорить кого угодно, чтоб выгородиться! Гнида, мать его!.. Я докладывал, уже докладывал! Помните, ну?!

– Помню-помню, не волнуйтесь так. И всё-таки…

Ниношвилли явно очень-очень старался взять себя в руки (в переносном, конечно, смысле). Старания эти, вообще-то, пользу приносили. Но не большую.

– Товарищ капитан, настойчиво прошу не считать меня идиотом. Партизан допрашивал лично. Порознь. Со всем, понимаешь, тщанием, да. Противоречий в показаниях нет. Все трое – точно местные. Одного, Сергея, опознал фельдшер из Узловой. Там единственная на область… эта… диспансер… нервнола… нервопа… Цхэ! В общем, он там полгода лежал. А? Нет, не фельдшер – Сергей этот. Фельдшер там работал. Редкая болезнь… как ее… Пляска святого Витта, что ли… хорея, вот. Осложнение после тифа. А? Да нет же, не у фельдшера. У Сергея. Совсем редкая болезнь – вот он и запомнил… Да не Сергей же – фельдшер! Слушай… э-э-э… слу-шай-те, товарищ капитан, плохо мне, слова совсем путаю…

– Всё-всё, уже ухожу.

И грубой вощеной дратвой продергивается сквозь барабанные перепонки жалобный скрип – будто привстает кто-то с койки или с расхлябаной табуретки. Именно "будто". Потому что разговор не оканчивается.

– Фельдшер ваш, сколько я знаю, погиб?

– Да. Когда мы…

– Этот Сергей-партизан тоже погиб. Говорят, даже смертью храбрых. Так что концы в… Гм… Но все равно, если они местные – это ничего не доказывает. Уж поверьте, за три месяца такого насмотреться пришлось… Да и прежде, бывало… А вот эта девушка – Мысь, кажется? Голубев утверждает, что она обнаружила знание немецкого языка. В объеме, превосходящем школьный уровень. Нет?

– Мало ли, кто по-немецки?! Вон хоть и Мечников тоже… В-вай-мэ!

Кажется, старшему политруку вдруг очень захотелось откусить собственный язык. Потому что на ляпнутую этим самым языком фамилию капитан отозвался тихим, но оч-чень значительным "вот именно".

Опять скрип – капитан то ли уселся обратно, то ли и не порывался он встать, а только позу менял… меняет… И говорит, говорит – ровно, бездушно:

– Человек воспитывается под постоянным влиянием немки Кляйн, затем, будто по эстафете, переходит под крыло художника, длительное время обучавшегося в Германии… Затем человек оказывается у подполковника, позже изобличенного в шпионаже… Ну, не на немцев, на финнов, но по большому-то счету – какая разница? При этом всем человек весьма хорошо знает немецкий… Случайности? Возможно. Закономерность? Увы, тоже только возможно. Потом человек, на армейскую службу, заметьте, попав случайно, вдруг выдвигает новаторское предложение, способное ускорить исход войны… Сам придумал? Во сне увидал, как Менделеев таблицу? Возможно. Или подсказали некие профессионалы – для споспешествования карьерному росту подопечного? Опять возможно. Вполне и более чем.

Минута тишины. Затем – слабый голос Зураба:

– А вы здорово осведомлены. А представились всего-то уполномоченным особого отдела стрелковой дивизии. Поскромничали, нет?

– Нет… Во всяком случае, оч-чень рекомендую удовлетвориться таким ответом. А мою осведомленность договоримся списать на ваш сейф. Кстати, как вы умудрились допереть его от Песчанки до места, где перехватили полицейский обоз? Вы же упоминали, что наши отступающие части реквизировали в этой деревеньке всех лошадей.

– Подводы же остались! – Вероятно, Ниношвили пожимает плечами.

– Гм-м-м… – тянет капитан (вероятно, тоже пожимая плечами). – А вы знали, что в нем?

– Нет.

– Почти смешно… Было бы смешно, если бы не… Так вот: в сейфе оказалась изрядная эпистолярия касательно вашего друга-лейтенанта. Роман в письмах между особым отделом шестьдесят третьего отдельного и… Ну, с кем – это не главное. Главное, что ничего определенного, иначе бы… Кстати, еще такой вопрос. Вот, взгляните. Не известны ли вам эти люди?

– Э-э-э… Нет. А кто это?

– Хотелось бы знать. Трупы эти обнаружены на, так сказать, поле вашего боя с переодетыми немцами.

– Когда обнаружены? Кем?