Между небом и землей

И он принялся за чтение, отмечая то, чего не понимал, то есть почти все, и обращаясь за пояснениями к Лорэн.

Спустя несколько часов Артур расстелил большой чертежный лист бумаги на столе. Разбив информацию на группы, он обвел каждую рамкой и начал соединять по уровням связи. Постепенно стала проявляться гигантская диаграмма, переползшая на второй лист, где рассуждения слагались в выводы. На столе все это уже не помещалось, и Артур перебрался на пол.

Два дня и две ночи были отданы попыткам представить, понять, что может стать ключом к заданной загадке.

Два дня и две ночи были отданы тому, чтобы прийти к заключению – кома остается и еще на несколько лет останется для исследователей туманной областью, где тело существует отделенным от сознания.

Измотанный, с покрасневшими глазами, Артур заснул прямо на полу; Лорэн разглядывала диаграмму, водя пальцем по стрелкам и не без удивления отмечая, что бумага морщится под ее прикосновениями.

Лорэн присела рядом с Артуром, потерла рукой ковер. Потом провела ладонью по руке Артура, волоски на его руке встопорщились. Лорэн чуть заметно улыбнулась, погладила Артура по голове и прилегла рядом.

Он проснулся семь часов спустя. Лорэн сидела за столом.

Он протер глаза и послал ей улыбку, которую она ему тут же вернула.

– В кровати тебе было бы удобнее, но ты спал так сладко, что я не решилась будить.

– Я долго спал?

– Долго, но недостаточно, чтобы восполнить упущенное.

Он собрался выпить кофе и вновь приняться за дело, но она остановила его порыв. Его энтузиазм глубоко тронул ее, но это напрасная трата сил. Он не врач, а она всего лишь интерн, и оба они не сумеют разрешить проблему комы.

– Что ты предлагаешь?

– Выпей кофе, прими душ, и пойдем побродим. Ты не можешь жить отшельником из-за того, что приютил фантом.

Сначала он выпьет кофе, а там видно будет. И что она заладила «фантом», «фантом». Она похожа на кого угодно, но только не на фантом.

Она поинтересовалась, что имеется в виду под «кем угодно», но он отказался отвечать: «Я начну говорить любезности, а потом ты на меня рассердишься».

Лорэн вопросительно подняла брови, интересуясь, что это за «любезности». Артур взмолился, прося забыть все, что он сказал. Но, как он и боялся, попытка не удалась. Лорэн, встав и подбоченившись, переспросила:

– Так какие именно любезности?

– Забудь, что я сказал. Ты не привидение, вот и все.

– А что я тогда?

– Женщина, очень красивая женщина, а теперь я пошел под душ.

Он вышел из комнаты, не оглянувшись. Лорэн еще раз провела рукой по ковру, она была в полном восторге.

Полчаса спустя Артур захотел пойти поесть «настоящего мяса». Она обратила его внимание, что еще нет и десяти утра, но он возразил, что в Нью-Йорке сейчас время обедать, а в Сиднее – ужинать.

– Да, но мы не в Нью-Йорке или Сиднее, мы в Сан-Франциско.

– Это никак не повлияет на вкус мяса.

Лорэн сказала, что ей хотелось бы, чтобы Артур вернулся к своей настоящей жизни. А Артур сказал, что ему повезло, что именно такой жизнью он сейчас живет, и что он собирается этим воспользоваться. Он не имеет права бросать все. Он не намерен слушать ее стенания. В конце концов, он всего-то взял несколько дней из положенных ему отгулов, а она почему-то уверена, что он затевает опасную игру, которая заведет его в тупик. Он взорвался:

– Поразительно слышать такое из уст врача. Все на свете возможно, и, пока есть жизнь, есть и надежда. Почему я в это верю больше, чем ты?

– Именно потому, что я врач, – ответила она. – Я стремлюсь сохранить здравомыслие и убеждена, что мы теряем время – твое время. Ты не должен привязываться ко мне, мне нечего тебе предложить, нечем поделиться, нечего дать, я не могу даже приготовить тебе кофе!

– Какого черта! Если ты не можешь приготовить мне кофе, значит, у нас нет никакого будущего? Я не привязываюсь к тебе, Лорэн, ни к тебе, ни к кому другому. Я не собирался находить тебя в своем шкафу, просто ты там была, и это уже случилось. Никто, кроме меня, тебя не слышит, никто не видит, никто не может с тобой общаться.

Она права, продолжил он, заниматься ее проблемой рискованно, причем для них обоих, для нее – из-за несбыточных надежд, которые это может породить, для него – из-за времени, которое это занимает, и из-за неразберихи, которую это вносит в жизнь, но жизнь именно такая и есть. У него не остается выбора.

Она здесь, рядом, в его квартире, «которая и твоя квартира», она в сложном положении, и он о ней заботится, «как и положено поступать в цивилизованном мире, даже если рискуешь».

Подать доллар бродяге, выходя из супермаркета, – дело пустяковое и ничего не значит. «Только когда даешь то, чего у тебя самого мало, даешь по-настоящему».

Она о нем почти ничего не знает, но он считает себя человеком цельным и полон решимости идти до конца, чего бы это ни стоило.