Между небом и землей

Веселье шло своим ходом, и я задумался над тем, кому вообще нужны эти сборища. Вдруг меня осенило, что цель подобных мероприятий издавна-высвобождение чувств из застенка сердца, и как гонит зверей инстинкт искать известь или соль, так и нас с элевсинских времен нужда сгоняет на празднества, чтоб с танцами и обрядами демонстрировать страданья и муки, выпускать на волю злость, желанье, тоску. Только выходит у нас неуклюже и пошло, мы утратили ритуальные навыки, полагаемся на пьянку, поубивали друг в друге богов и мстительно воем от боли. Я содрогнулся от этой жуткой картины.

– Да уж, – сказал Абт. – Плоховато ей.

Мне полегчало от того, что он смотрит на все так же, как я.

– Только зря она себе позволяет… – Торопливый топоток близился к кухне. – Есть в конце концов такие вещи, как… – Но снова он не кончил фразу. Вошла Минна в сопровождении Джорджа.

– Интересно, и какие же вещи?

– Это ты голосила? – спросил Абт.

– Я не голосила. Отойди-ка от холодильника. Мы с Джорджем пришли за льдом. И почему, спрашивается, вы затаились на кухне? Между прочим, у нас званый вечер. Эта парочка, – сказала она Джорджу, – вечно прячется по углам. Этот вот, в костюме гробовщика, и этот… круги под глазами. Как заговорщики. – И, шатаясь, вышла. Джордж с вытянутой, осуждающей физиономией потащил за ней вазу со льдом.

Абт сказал:

– Хозяйка веселится на всю катушку, а?

– Гарри что, тоже надрался? Да что там у них?

– Может, чуть и перебрал. Но, между прочим, он знает, что делает. Э, да какое нам дело…

– Я думал, у них все хорошо.

– Какие-то трения. Но – ах! – тут он скроил гримасу. – Все это довольно неаппетитно.

Я поддакнул:

– Уж конечно.

– И с меня на сегодня хватит. Эти штучки с поэмой Джорджа…

– А-а, ну да.

– Лучше от греха подальше.

Я совсем сник. Голос у Абта и лицо были ужасно несчастные. Не то чтобы он редко бывал несчастным, скорей наоборот. Но сегодня его обычный коктейль натужного веселья с желчью как-то больше горчил. Я это заметил сразу, и хоть хохотал, но, между проним, поежился, когда он размечтался насчет ножа в груди доктора Руда. Я вздохнул. Конечно, он до сих пор влюблен в Минну. Или, может, точнее сказать – так и не оправился от разочарования? Но не только в этом дело, я понял его глубинное недовольство, которое не покрыть простыми терминами – «разочарованье», «любовь». Более того, я и на себя разозлился, потому что мне, в глубине души, поднадоела несчастность Абта, поднадоело наблюдать, как он снова и снова собирает для нее все силы, как выдохшийся, но опытный боксер. Я мобилизовал все свое сочувствие. Ему же плохо, в конце концов, правда?

Мы возвращаемся в гостиную. Айва сидит со Стилманом у пианино. Наконец являются Серватиус и Хилда Хилман. Танцуют. Она склоняет лицо к нему на грудь. Переступают медленно, прижимаются друг к другу.

– Дивная парочка, а? – говорит Минна. Она стоит за нами. Мы испуганно оглядываемся.

– Да, а что? – говорит она. – Гарри танцевать умеет. И она ничего.

– Мы не отвечаем. – Эх вы, рыбы холодные. – Пошла было прочь, передумала.

– И нечего нос задирать. Гарри-то мужчина, а ты кто? Да и ты тоже.

– Минна, – говорю я.

– Сам ты Минна. Мы отворачиваемся.

– Дела все хуже и хуже, – говорю я, чтобы что-то сказать. – Надо сматываться. – Абт молчит.

Я говорю Айве, что иду за ее пальто.

– Ну, зачем? – говорит она. – Мне пока не хочется уходить. – И считает, что вопрос исчерпан. Спокойно озирается в приятном подпитии. Я не отступаю:

– Поздно уже.

– Не разбивайте компанию, – говорит Стилман. – Немножко еще посидите. Красный, во весь рот улыбаясь, на нас надвигается Джек Брилл. Говорит Абту:

– Моррис, Минна тебя ищет.

– Меня? Что ей надо?

– Спроси что-нибудь полегче. Только уж точно – свое она получит.

– Моррис! Моррис!

– Я же говорил! Вот она собственной персоной, – говорит Брилл.

– Моррис, – говорит Минна, сжав его плечо. – Я хочу, чтобы ты что-нибудь сделал ради общества. Надо что-то предпринять, все совершенно окислились.

– Боюсь, я не могу тебе помочь.

– Нет, можешь. У меня гениальная идея.

Никто не смеет спросить, в чем эта идея заключается. Насладясь всеобщим смятением, Джек Брилл произносит:

– И что за идея, Минна?

– Сейчас Моррис кого-нибудь загипнотизирует.

– Ошибаешься, – говорит Абт. – Я это бросил. Пусть кто-нибудь другой оживляет твое общество. – Ледяным тоном, отводя от нее глаза. – Идея неудачная, Минна, – вставляю я.