— Вы сейчас создаете собственную компанию?
— Да. Мы назвались Adzip. Нашей ключевой компетенцией будет родовспоможение маркетинговых идей.
— А как перевести Adzip на русский?
— Ad, advertising — это реклама и, наоборот, реклама — это ад. A zip — здесь уйма значений. Это и резкий звук, и свист пули, и треск разрываемой ткани. А также энергия, темперамент, «молния»-застежка. Но людям с палиндромным восприятием текста я не рекомендую вслух произносить название нашей компании.
— Пиз… Гм-м, оригинально. Кого будете приглашать на работу?
— Телефонисткой у нас будет заика. Мы уже нашли ее. Знакомься!
— Я попока учучусь, но со втоторого семеместра ппепперевеведусь нна заочный и бубуду раработать, — поддержала меня Светлана.
— Бухгалтера ищем среди слепых, а офис-менеджером возьмем девушку с церебральным параличом. На ней мы сильно сэкономим на содержании офиса.
— Каким образом?
— Просто мало кто из гостей захочет кофе.
— Находчиво.
— Дверь к нам будет открыта и для голубых, и для розовых. Хотим создать модель общества. Критериями отбора будут не дипломы MBA или опыт работы в каких-нибудь Nestle и Unilever. Люди будут подбираться исключительно по способности создавать новое. Никому, кто работал в глобальных компаниях, в Adzip попасть не удастся.
— Почему?
— В глобальных компаниях убивают все живое в человеке. Там не нужны личности, там нужны бройлерные менеджеры. Знаешь, как бегемот метит территорию? Становится на передние конечности и разгоняется вокруг своей оси, разметая говно. Бегемот по соседству, учуяв запах, не ступит на чужую территорию. Так и глобальные компании. Разметают свое говно по рынку. Метят, так сказать, территорию. И это у них называется market share[86].
— Ой, можно повторить, не успеваю записывать.
— А диктофон точно не фурычит? Хорошо, ну, в смысле плохо. В глобальных компаниях вся система корпоративных стандартов направлена на то, чтобы у менеджера не было никакой идентичности — ни личностной, ни национальной, ни религиозной, ни даже половой. Для этого был придуман пресловутый харассмент. Менеджер для них — универсальный разъем, в который можно воткнуть штекер от Procter & Gamble, Johnson & Johnson, Devil & Devil. Вышел, допустим, разъем из строя, то есть не вышел менеджер на работу — найдут другой разъем и подключат к системе. Для таких бройлеров мы планируем открыть клинику.
— Шутите?
— Почему же? Там будут лечить от разного рода зависимостей — сотовой, интернетной и брендовой.
— И на это есть деньги?
— А денег и не требуется. Мы будем забрасывать менеджеров на вертолете в тайгу за их же деньги. Дадим немного спичек и пороху. Они вернутся к первобытным истокам, обретут первозданную природу. Сергей Выходцев, владелец «Быстрова», поддержал идею и готов принять пациентов на севере Байкала.
— Много ли найдется желающих излечиться таким образом?
— Много. Мне на глаза нередко попадаются менеджеры с двумя телефонами, перевязанными резинкой: «У меня звонок, повиси!» — и переворачивают телефон. Никакого общения — два несчастных человека на разных концах провода.
— Офис уже сняли?
— Ищем. Нам нужен не обычный офис, а магазин-винотека. Клиенты не смогут попасть к нам, миновав магазин. А уходя, прихватят по паре бутылок вина. За счет продаж окупим аренду. Вино понадобится нам и для креативных «бурь и путешествий за пределы сознания». Не пьющих вино мы также не будем брать на работу. Они, как правило, некультурные, глупые и завистливые существа.
— Как думаете, сколько проживут на рынке созданные вами бренды?
— Я не создавал брендов. Я присутствовал при родах. Рождал их Ярдов. Родителем бренда является предприниматель, беременный идеей. Я лишь акушер-маркетолог, помогающий беременному в поте лица своего тужиться, глубоко дышать и правильно раздвигать ноги.
— А что вы можете сказать о последней рекламной кампании Miller?
— Ничего не могу сказать. О коллегах — либо хорошо, либо ничего.
— А вот о вас они отзываются, мягко говоря, не очень лестно на различных интернет-форумах.
— Почему же нелестно? Наоборот. Вот послушай, что пишут обо мне на Sostav.ru. Это же поэзия! «Он отвратный пучеглазый бочонок с крошками еды на бороде и липкой похотью во взгляде». А такой сильной метафоре позавидует даже поэт Вознесенский: «вязкие глаза, как маслины в сперме».
— Спасибо! У меня все.
— Паш, напоследок. Разница между зеркалом, в которое ты смотришься, и теми, кто тебя ненавидит, в общем-то, невелика.
Мне тогда казалось, что я изящно отделался от Кроликова и быстро забыл это вздорное интервью. Но спустя неделю получаю от Паши смс: «Я вам на почту выслал интервью просьба до семи вечера завизировать».
Я мгновенно перезвонил.
— Какое, к черту, интервью? Ты очумел? Я же нес всякую чепуху, я стебался.
— Главреду понравилось. — Паша, выходит, обвел меня вокруг пальца с «нефурычащим» диктофоном, а я, дурак, разоткровенничался, полностью разоблачил себя. Пришлось бежать домой к компьютеру и лихорадочно поправлять текст, вымарывая оттуда несуразности про заик, про ДЦП, про спички и порох.
— Вы распотрошили интервью. Из текста исчез эффект…