Между клизмой и харизмой

Спустя месяц Артур пригласил меня с супругой на первое выступление Comedy Club. Это было в ресторане «МанерЪ», что в Берлинском доме. Потом пригласил еще раз. Потом Comedy Club появился на федеральном канале ТНТ. Вся страна узнала про успех проекта, который мог начаться по-другому, если бы…

Мы подружились с Артуром. Нередко встречались по разным поводам — деловым и дружеским. И даже вместе совершили восхождение на Арарат. Но, вспоминая эту историю, мне по-прежнему досадно, как в том анекдоте:

— Ложки нашлись, но осадок остался.

Oliviero, sei un genio! [28]

У итальянцев в крови повышенная чувствительность к стилю. Стиль повсюду — в еде, вине, одежде. Даже сладость итальянского ничегонеделания соблазнительно стильна. Dolce far niente — это больше чем стиль. Это секс. А что такое секс, как опять-таки не утонченное чувство стиля. Стильных итальянцев в мире больше, чем всех стильных людей, вместе взятых. Достаточно пройтись по улицам Милана, чтоб убедиться в этом. Но самый стильный человек живет не в Милане, а в Тоскане — в своем родовом поместье Casale Maritimo под Пизой. И зовут его Оливьеро Тоскани. Непревзойденный гений рекламы недавно отметил 50-летие творческой биографии. Полвека неистового поклонения стилю! Оливьеро Тоскани взорвал изнутри старые представления о стиле, сделав сексуальным самые острые, самые провокационные темы: расизм и феминизм, глобализм и клерикализм. И не раз привлекался к суду за это. Циничный безбожник и изощренный гедонист Тоскани был даже отлучен от церкви за фотографию, на которой были изображены ягодицы, туго втиснутые в джинсы Jesus. Поверх ягодиц шел текст:

Chi mi ата mi segua[29].

— Слышь, ты, звезда маркетинга, опустись на землю! — Ярдов ворвался в комнату и швырнул на стол журнал, свернутый в трубку. — А то я смотрю, совсем зазвездил! Заруби на носу, в моей компании только я могу быть звездой.

Я не сразу понял, чем разгневан Ярдов, но, увидев себя на обложке журнала, догадался:

— Редакция согласовала со мной лишь интервью, об обложке речи не было. — Я взял журнал в руки и стал разглаживать его. — А потом «Индустрия рекламы» совсем не то издание, чтоб подхватить звездную бол…

— Заткнись и слушай сюда! — продолжал орать Ярдов. — Успех с «яхтой» случаен. Нам просто повезло. Рекламу впредь нам будут делать западники, а не лохи типа Лутца или как его зовут, который ролик про майонез снял?

Я сам собирался предложить Ярдову идею сотрудничества с иностранцами, но не решался. А тут вот как все повернулось.

— Про майонез снял Бекмамбетов, — соврал я, чтобы напомнить ему про давнее обещание заказать рекламу у него. Если кто и мог бы снять что-то приличное, так это Тимур Бекмамбетов. Но теперь это уже не имело значения.

— Надо идти в западные агентства. Лутцы и грымовы лишь сопли жуют.

— Может, обратиться не в агентства, а к рекламным фотографам? — Я привстал над столом, чтобы подтянуть брюки, и почувствовал невесомую легкость в районе паха. Страх, сковывавший мою волю, бесшумно вышел из меня. — Нам нужен не просто яркий креатив, нам нужен новый стиль.

— Валяй! И позвони Долецкой, попроси контакты, — она знает всех этих павлинов.

— Еще можно с Тоскани связаться.

— С кем? — Ярдов презрительно посмотрел на меня. — Еде мы, дебил, а где Тоскани? Ты хоть представляешь, каких он бабок стоит?

Я примерно представлял. Но лучше потратить в два раза больше денег на того, кто раз в пять лучше других. Алена Долецкая дала контакты Терри Ричардсона, скандального фотографа, увлекавшегося несовершеннолетними моделями и имевшего славу педофила. Ему я написал первым. По совету Дины Ковешниковой, издателя «Плейбоя», я написал также Дэвиду Лашапелю, певцу гейских страстей и похоти. Но без особого желания получить ответную весть и от него, и от Ричардсона. Сексом мы перекормили зрителя еще в прошлую кампанию. Нужно было что-то другое. Тайком от Ярдова я все же написал Тоскани. Не будет ответа — значит, не писал. Будет ответ — буду на коне.

Вестей от звездных фотографов не было недели три. Ярдов махнул рукой и потребовал организовать встречу с Бекмамбетовым. Я уже собирался звонить Тимуру, как ответил Тоскани.

— Оливьеро готов прилететь к нам на переговоры. — без стука я вбежал в кабинет к Ярдову, протягивая ему распечатку имейла.

Ярдов выхватил распечатку, бегло прошелся по письму и тут же набрал Тоскани:

— Fratello Oliviero, ciao![30] All my life I dreamed to work with you![31] Прилетай, короче!

Тоскани пожелал прилететь не в Москву, а в Петербург. В Москве он бывал не раз. А вот в Питере он хотел бы посмотреть работы Малевича. Для него русский конструктивизм — это «the highest top of the Art»[32]. No problem[33], сводим и в Русский музей. В аэропорту Пулково, перехватив мой взгляд, застрявший где-то между спиной и ногами его высокой спутницы, Тоскани заметил:

— Му armenian friend[34], это уже не те тугие ягодицы, которые когда-то меня покорили. — Оливьеро с первого же дня стал обращаться ко мне не по имени, а возвышенно «мой друг армянский».