Между двух миров

Наконец деньги прибыли в банк, и на третий день Ланни в сопровождении Джерри отправился за ними. Золтан настоял на том, чтобы его ученик сам провел всю сделку: учитель решил удовольствоваться более скромной ролью. Так как картина слишком велика и ее нельзя засунуть в машину Ланни, Золтан наймет небольшой грузовик и поставит его у трактира по соседству с замком, и Ланни протелефонирует ему туда в случае победы.

Ланни оставил десять пачек банкнот на попечении Джерри, а двадцать взял с собой и выложил их на стол. Он сидел и слушал, как герцогиня бранилась, кричала, чуть не плакала. Про себя он думал: как странно, что в этой благородной даме так мало благородства, что высокое происхождение не спасает от низких чувств и мыслей. Можно было подумать, что тут происходит не торговая сделка, а хирургическая операция, что герцогине не миллион франков вручают за ее сомнительного Веласкеса, а что у нее сызнова вырывают по одному все ее давно не существующие зубы. Ланни сделал вид, что его достоинство оскорблено, и начал складывать деньги обратно в сумку; он даже встал, собираясь уйти. Когда он был у самых дверей, хозяйка замка позвала его: — Eh bien! Revenez[18].

Это была азартная игра — и он выиграл. Следы волнения сошли с лица герцогини, и она с сосредоточенным видом принялась за дело; не шутка — ей предстояло пересчитать тысячу банкнот! Эту процедуру Ланни наблюдал уже во второй раз и ему ничего не оставалось, как только ждать, пока она не примет деньги, не подпишет расписок и расписки не вернутся обратно к нему, в карман. После этого он протелефонировал Золтану, а герцогиня позвонила лакею; она уже совсем развеселилась— не так трудно примириться с тем, что ты стал миллионером! Картина была так тяжела, что Ланни пришлось помогать лакею, когда тот нес ее вниз по лестнице; а затем появился Золтан с грузовиком и со множеством покровов, один из них был водонепроницаемым; в них завернули бесценное сокровище. Уехали с триумфом. За грузовиком следовала машина Ланни, Джерри помещался рядом с ним, а возле, на сиденье, лежал револьвер.

VI

Комиссию по этой второй сделке Ланни и Кертежи разделили пополам, так что у Ланни в руках сказалось около ста тысяч франков. Приятно приехать с этой новостью в Шато-де-Брюин. Невозможно деловому человеку не уважать юношу, который вершит такие дела! Отныне Ланни Бэдд будет уже не ветрогоном, а серьезным дельцом. Входя в дом богатого человека, он уже не станет задавать себе вопрос, как раньше, — не будет ли мне здесь скучно? Он будет размышлять: «Интересно, покупают ли они картины, нет ли у них произведений искусства, которые они непрочь продать». Видя хорошую картину, он будет наслаждаться ее красотой, но в то же время соображать: «А сколько за нее можно-дать?» и «Кто ее купит?» Он будет перебирать в уме художественные коллекции, виденные им или известные ему понаслышке, — не те, что находятся в музеях и галереях, а картины в частных домах, где они пробыли долгое время, так что владельцу, быть может, они уже надоели.

Подобная же трансформация произошла и в умах женщин, игравших роль в жизни Ланни. Для них искусство было одним из дорогих видов развлечения — эффектной тратой денег; теперь оно стало источником дохода, дичью, которую надо выслеживать. Бьюти Бэдд начала припоминать всех, кого она знала в Париже или близ Парижа — богатые дома, в которые она могла бы открыть доступ Ланни, и разрабатывала планы их ограбления. Около двадцати лет Бьюти занималась этим в интересах Робби, и не было такого средства, которым бы она пренебрегла. Теперь это увлекало ее вдвойне, так как в ней говорил еще и материнский инстинкт. Софи, бывшая баронесса, бездетная женщина, разделяла эти чувства; точно так же и Эмили, хозяйка салона, почти усыновившая Ланни. Она даже начала подумывать о некоторых своих картинах, которые она непрочь была заменить другими, с более живым колоритом.

Но самым пылким и энергичным помощником оказалась Мари де Брюин. Ведь это было средство занять возлюбленного чем-то полезным и важным! Мари не хотела его денег, но хотела, чтобы у него были деньги; всей своей бескорыстной, но реалистической душой она жаждала, чтобы он стал одним из хозяев жизни и завоевал себе место в ней. Но прежде всего это было средство вырвать его из когтей революционеров.

Посоветовавшись с Дени, она пригласила Золтана Кертежи в замок, и целую неделю они играли на рояле и говорили об искусстве. Золтан знал тысячи занимательных историй о художниках и картинах, и вряд ли была какая-нибудь тема разговора, которую он не мог связать с покупкой или продажей произведения искусства, а отсюда уже прямая дорога к деловому разговору.