Меж двух орлов

- Ничего, мамо. – Некоторое время Мирося подумала, что из разговора с Борутой можно пересказать матери, но решила лишнего не говорить. – Просил, если случится что, в тереме не прятаться а сразу уходить на болота. Всем нам. Говорил, что орденцы только с теми – рыцари, чьи отцы золотом выкуп платят.

- Дело говорил. – Пани Малгожата на миг задумалась на миг о чем-то своем, всхлипнула, но тут же взяла себя в руки. – Дело твой ядзвин говорил, Миросько, хотя и дурак. Нашел о чем с невестой разговаривать! Была б на твоем месте панночка городская, там бы на месте без чувств и свалилась от таких разговоров.

Ну, хватит. Неча киснуть! Завтра мы с отцом посоветуемся, где скрытку лучше сделать. А ваше дело – приданое шить да себя блюсти. Ты, Миросько, у нас теперь на всю округу – знаменитость. Нашему пану храмовнику поверить, так на тебя молиться впору.

- Хи-и, - не удержалась Марыся, - святая Мироська – просветителька Ядзвинов!

- Не надо так, Марылю!

– Не надо.

Марыля было фыркнула, но замолчала под строгим материным взглядом. Мирослава вздохнула: «Вот, вечно они так».

               Марыся с самых первых дней невзлюбила тихую и набожную Зосю. Та была тихоней и первые месяцы после свадьбы постоянно плакала и молилась. Даже Гжесь поначалу старался пореже бывать дома, чтобы не чувствовать себя опять виноватым в Зосиных слезах. Но время шло, Зося привыкла, с Гжесем у них все сладилось, и только Марыля никак не могла успокоиться и забыть.

               Зося же, в свою очередь, осознала со временем, что (после пани Малгожаты) в доме по положению старшая – она, и не упускала случая наставить паненок на путь истинный. Мирося все эти наставления воспринимала легко («Что с гуся вода» - иногда сокрушалась мать). А вот Марыся – та никак не могла смириться с правом тихони Зоськи ее поучать. Но в чем-то Мирсоя с Зосей соглашалась. Марыся умела быть удивительно острой на язык.

Ни той ночью, ни через день, ни на следующей неделе налета не случилось. И постепенно в Соколуве все пошло своим чередом. Гжегош, как и просил Борута, сходил утром порыбачить в условленном месте. Вернулся мокрый, без рыбы, но очень довольный. Позже он поблагодарил Миросю, но так и не сказал, з что. В самом еле, не за то же, что тайком шепнула пару слов?

Марылино приданое уже было почти готово. Уже и в храме назначили день свадьбы. И всем казалось, что можно будет отлично погулять…

               Однажды ночью Мирося проснулась от того, что над Пущей плыл колокольный звон.

- Костел? Ночью? – Спроснку она удивилась, но тут же опомнилась и подхватилась с постели.

- Марысько! Марысько! Вставай! – Затормошила она сестру. – Да вставай же ты, засоня! Било!

               Действительно, где-то, не очень далеко, сторожевой на башне изо всех сил лупил в железное било, поднимая тревогу. Пока Марыся сообразила, что к чему, пахолок в Соколуве тоже подхватил набат, оповещая ближних и дальних соседей.

Мирослава наспех натягивала одежку, на ходу бросая в узел все, что было более-менее ценного. Украшения из шкатулки, рубашку на смену, теплый платок.

- Марысько! Очнись! – Видя, что сестра никак не может сообразить, что делать, Мирося в сердцах запустила в сестру подушкой. Та вздрогнула, словно очнулась ото сна, и тоже засобиралась.

               Дверь распахнулась и в комнату ворвалась пани Малгожата.

- Ой, девоньки! Вы уже собрались! Молодцы какие! Пошли скорее!

- Куда, мамо? – Мирося подхватила узел, взвесила его в руке и, подумав, сунула туда еще одну сорочку из сундука. Мало ли… - На болота, как Борута велел?

- Подождем с болотами, - пани Малгожата вдруг заговорила с Миросей , как со взрослой, - пока не ясно, кто напал и где. Пересидим в пивнице, а там, если худо будет, уйдем.

- Из пивницы? – Мирослава удивилась. Как можно незаметно уйти из пивницы? Там же камень кругом…

- Цыц! – Строго шикнула мать и, довольно кивнув собранным дочкам, кинулась в покои Гдеся, откуда раздавался плач Зоси и крик младенца.

- А Зоська опять ревет. – Проворчала Марыля, хватая свой узел.

Мирослава только молча сунула сестре второй узел, а сама кинулась вслед за матерью.

- Зося, Зосенько… - пани Малгожата уговаривала невестку, одевая, словно малое дитя. Малыш уже затих, тепло укутанный нянькой и теперь увлеченно сосал хлебную соску. Оценив обстановку, Мирослава кинулась к сундукам и начала вязать еще один узел, на этот раз из Зосиных вещей.

               Все это заняло меньше времени, чем казалось. И вскоре женщины Соколувские уже спускались в каменный подвал, глубоко врытый в холм. Стены подвала были выложены диким камнем, так же, как и фундамент дома. Мирослава с тоской смотрела на слабый фитилек свечи,  не дающий комнате окончательно погрузиться во тьму.             

               Они сидели в полной тишине. Тяжелые дубовые двери почти полностью глушили звуки, так что женщины не знали, сколько времени прошло и все ли спокойно наверху.

               Чтобы унять тревогу, пани Малгожата достала четки и начала молиться. Зося, как раз закончившая кормить, отдала ребенка няньке и тоже опустилась на колени рядом со свекровью. Миросе и Марыле не оставалось ничего иного, как присоединиться. Вскоре все звуки потерялись в тихом бормотании.