Меж двух океанов

Мотор «татры» удовлетворенно мурлычет. Сегодня у нее вроде отпуска: почти весь багаж остался в Панаме. На задних сиденьях лежит тишь самое необходимое: пишущие машинки, архив, запас бумаги и чемоданчик с бельем.

Сменяющиеся друг за другом пейзажи вот уже полтора часа убеждают нас, что тысячи драматических километров, пройденных в горах там, на юге. и недели, месяцы борьбы с разбитыми дорогами и невообразимыми склонами, песком и грязью, камнями и бродами остались только в дневниках и воспоминаниях.

Мы позабыли даже и про ту радиофицированную полицейскую машину, что с раннего утра до поздней ночи кружила, объезжая наш временный кров в столице Панамы, и преследовала нас по пятам, едва мы куда-нибудь трогались. Теперь же нам выпала редкая минута отдыха за рулем, и мы беззаботно наслаждаемся ею. Мимо проносятся то сухие пастбища, то радующие свежестью банановые рощи, в тени которых, как бы играя в прятки, притаились хижины земледельцев. Шоссе проскочило сквозь тоннель и крутой горе, до самого верха поросшей лесом. И опять долина за долиной, выстланные зеленым руном растительности.

Первое крупное селение. Легкие постройки, крыши из рифленой жести, батарея бензоколонок, батарея холодильников, набитых бутылками кока-колы, пепси-колы и всех прочих бог весть как называющихся соперниц-кол.

Здесь мы снова встречаем старых знакомых. Судя по людям, селение Чоррера не имеет ничего общего с космополитической каруселью на канале. Вместо разномастной мешанины народностей, языков, интересов, рас и классов тут живет своей бедной и тихой жизнью горстка метисов, на первый взгляд ничем не отличающихся от мил тонов крестьян в южноамериканских тропиках. Сюда уже не доходит власть компании Панамского канала, но тут также, еще не начинается территория государства в государстве, банановой компании «Чирики ланд К°», принадлежащей североамериканской «Юнайтед фрут». Так что жизнь здесь ходит по ничьей земле, живет в деревянных лачугах и хибарках из кирпича-сырца, печется под железными крышами, отдыхает в палисадниках, копошится в пыли двух-трех улочек и медленно тащится по заплатам маленьких полей — с головой, палимой солнцем, и корнями, ушедшими в землю.

Кроме людей, сросшихся с вековой традицией архаической жизни земледельцев, тут еще есть много иных, безземельных, цепляющихся прямо за бетон. Их кормит новая дорога. Господи боже, каких только дел тут нет! Если наняться к владельцу бензоколонки, то тебе дадут великолепный комбинезон с эмблемой фирмы, и ты станешь продавать бензин, менять масло, чистить окна, мыть машины, чинить покрышки… лишь бы заполучить такое место! Хозяева привередливы: одного примут, а сотню других пошлют к чертям. Но можно попытать счастья и с лимонадом, и со сладостями, и с китайскими орехами, и с чисткой обуви, а у бензоколонки случается сбыть с рук даже соседские фрукты. Подзаработать выпадает и в новом ресторане. Что поделаешь: если не течет, то пусть хоть капает. Не повезло нынче, повезет завтра, через год.

За горами на западе время от времени проглядывает своей назойливой синевой, а то и совсем дешевым блеском зеркало Тихого океана. От главного шоссе одна за другой ответвляются к нему дороги: в последние годы курорты на морских пляжах растут, как грибы после дождя. И там метисы тоже подбирают крохи со стола богатых, ибо одна рыбная ловля их всех не прокормит.

Эль Валье — Долина

В ста километрах от Панамы, как раз там, где кончается образцово-показательный бетон начатой автострады, узкая дорога сворачивает в глубь страны, в горы. В сумерках «татра» петляет по серпантинам, а когда над горами распростерся вечер, ее мотор уже гремит на перевале. Над дорогой, вздымаясь к звездному небосводу, высятся лишь чудовищные головы скал. А из глубокой долины в бархате тропической ночи мерцает гроздь дрожащих огоньков.

Кажется, будто в жилы вливается новая сила. Уходит прочь вялость и утомление от душной и липкой Панамы. Мы в лоне гор, мирных и ласковых, в оазисе приветливой прохлады, куда европейцы хоть изредка убегают из парника на канале.

В космическом покое ночи тут безмятежно отдыхает горное селеньице — наше пристанище на несколько недель. Желтоватые точки россыпи электрических лампочек вскоре приоткроют нам уголок неведомого мира, а весь он до самого рассвета останется окутанным покровом заманчивой таинственности. Нас вновь пронизывает знакомое чувство двойного открытия. Что может быть в дороге более возбуждающим и чудесным, чем ночь, которая словно надевает на глаза темную повязку, скрывая неизвестный уголок мира, чтобы с восходом солнца постепенно, как в сказке, снимать ее?