Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации

Несколько веков до начала нашей эры и столетием позже Александрия обеспечивала базис для продвижения науки вперед. С 1660-х Лондон кипел и бурлил научной энергией, только что основанное Лондонское королевское общество стало местом встреч для таких людей, как Исаак Ньютон, Роберт Бойль, Джон Локк, Кристофер Рен, Роберт Гук и многих других светил. Расположившись на временной шкале между этими двумя точками, Багдад встает в один ряд с Александрией и Лондоном как одно из трех мест, где до начала современной эпохи происходили настоящие научные прорывы. Почему эпизоды, когда резко ускорялось накопление человечеством знаний, происходили именно в этих городах? Простого ответа нет, само собой, но по меньшей мере мы можем отметить общие черты всех трех городов, которые могли помочь процессу. Они обладали могуществом – как торговым, так и политическим. Каждый мог похвастаться амбициозной элитой, готовой опустошить карманы ради научных экспериментов. Там также была живая, любопытная публика, благодаря которой создавалась культура научного исследования. И превыше всего – везде находились открытые двери для новых идей и людей.

Выдающееся благосостояние Багдада и его страсть к знанию привела к тому, что в городе оказалось настоящее созвездие ученых-универсалов, которые работали, мыслили и ели (это же Багдад) вместе. В центре интеллектуальной жизни города располагались Дом мудрости и астрономическая обсерватория. Ученые Багдада создали прорывные исследования в оптике, медицине, химии, технических науках, металлургии, физике, теории музыки и архитектуре. Великий мыслитель Абу-Муса Джабир ибн-Хайян (известный на Западе под латинизированным именем Гебер), считается обычно «отцом химии» и основателем метода лабораторного эксперимента; рядом с ним в истории науки стоят Роберт Бойль и Антуан Лавуазье. Тем не менее его вклад часто игнорируется; он был алхимиком и писал нарочито затемненным языком, шифровал свои заметки, из-за чего его латинизированное имя стало основой для слова «тарабарщина»[167][168].

Одной из черт исламского ренессанса было то, что большие объемы знаний – как древнего, так и нового – собирались вместе, синтезировались и упрощались для повседневного использования. Другими словами, знание тут делали утилитарным. Математика, астрономия и география были ключом к господству над миром, поскольку эти науки, помимо прочего, позволяли создавать карты и навигационные описания. Занимаясь исследованиями для своей книги «Лучшее разделение для познания климатов» (985), географ аль-Мукаддаси отправился в порты Персидского залива и Красного моря, где расспрашивал многочисленных «корабельщиков, купцов, моряков, торговых агентов, и относил их к числу самых проницательных людей». Все это были опытные практики, имевшие дело со сложными инструментами, математическими и астрономическими расчетами[169].

* * *

Морской Шелковый путь, соединявший Персидский залив и Жемчужную реку, состоял из маршрутов, по которым веками ходили буддийские миссионеры и торговцы. Это были пути не только для товаров, но и для знания. Корейский монах Хьечо отправился с родины в Гуанчжоу, чтобы учиться в одном из тамошних монастырей. Погрузился на корабль, принадлежавший, по всей видимости, персу, и двинулся из города в город по Юго-Восточной Азии; случилось это в 720-х годах. Кореец прошел через Индию и вернулся в Китай уже наземным путем. Монахи вроде Хьечо были частью информационного потока, благодаря которому знания расползались по азиатским городам. Религия, идеи и торговля путешествовали благодаря новой успешной технологии – бумаге[170].

Один из величайших городов Средневековья, индийский Квилон, сегодня не может похвастаться размерами. Но его любопытная история рассказывает нам о том, какой урбанистический взрыв произошел тысячу лет назад в Азии, и о том, что за необычный, экзотический и роскошный городской мир существовал на берегах Индийского океана. Квилон (ныне он именуется Коллам) находится на малабарском побережье штата Керала в Южной Индии. Еще до IX века у него была долгая и славная портовая история. Однако в IX столетии благосостояние Квилона начало увядать. Удайя Мартханда Варма, тамильский царь, призвал двух христианских монахов из Сирии, Мар Сабора и Мар Прота, чтобы заново выстроить порт и оживить торговлю[171].